— Мне тоже кажется, что мой выбор должен остаться в тайне, — серьезно сказал Гимли. — Он будет известен только мне.
— Все это выглядит чрезвычайно странным, — заметил Боромир. — Может, это было лишь испытание, и Владычица хотела прочесть наши мысли с добрым намерением. Однако, должен сказать, что она искушала нас и предлагала то, что в ее власти дать нам. Нет необходимости говорить, что я отказался ее слушать. Люди Минас-Тирита верны своему слову…
Но что предлагала ему Галадриэль, Боромир так и не сказал.
Что же касается Фродо, то он молчал, хотя Боромир засыпал его вопросами.
— Она дольше всего смотрела на тебя, Хранитель Кольца, — сказал он.
— Да, — ответил Фродо, — но что бы ни вошло в мою голову, пусть там и останется.
— Ты поостерегись! — сказал Боромир. — Я не очень верю этой эльфийской Владычице и ее затеям.
— Не говори плохо о Владычице Галадриэль, — строго прервал его Арагорн. — Ты сам не знаешь, что говоришь! Ни в ней, ни в этой земле нет Зла, если только человек не приносит его с собой. И тогда ему действительно лучше поостеречься. С тех пор как мы покинули Ривенделл, сегодня ночью я впервые буду спать спокойно. Я хочу крепко уснуть и хоть на время забыть о нашем горе. Я устал и телом и душой.
Он бросился на свое ложе и тут же уснул.
Остальные вскоре последовали его примеру, и ничто не тревожило их сон. Проснувшись, они увидели, что лужайка перед шатром залита ярким светом дня и фонтан сверкает на солнце.
Несколько дней они провели в Лотлориэне. Все это время ярко светило солнце, лишь изредка выпадал мягкий теплый дождь, освежая все вокруг. Воздух был прохладен и мягок, как ранней весной, однако уже чувствовался глубокий покой зимы. Путники ничем не занимались, только ели, пили, отдыхали и прогуливались среди деревьев, и этого было довольно.
Они больше не видели Владыку и Владычицу и мало беседовали с эльфами: лесной народ почти не знал язык вестрон. Халдир распрощался с ними и ушел обратно к северным границам, где после тех новостей о Мории, что принесли путники, были усилены сторожевые посты. Леголас почти все время проводил с галадримами, хотя возвращался, чтобы поесть и поговорить с другими. Уходя, он, к удивлению остальных, часто брал с собой Гимли.
Друзья постоянно говорили о Гэндальфе, и то, что каждый знал о нем, ярко вставало в их памяти. Когда прошли усталость и боль, горе от этой утраты стало еще острее. Они часто слышали поблизости пение эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндальфа: его имя звучало среди нежных и печальных, но непонятных им слов.