Последняя мысль снова вспугнула благодушное настроение Павла. Конечно, чекисты, выйдут на кутаисского Кикнадзе — ведь Павел призывался в армию из Кутаиси, там же ему выписывали и новые метрики, и паспорт. Они непременно проследят биографию «сержанта Кикнадзе» от появления его в Кутаиси до дезертирства. Потом уткнутся носом в это село и… тупик, потому что ни за что не узнать им, кто он есть на самом деле и что было в его жизни до Кутаиси. Кто расскажет им об этом? Такого человека найти им не дано..
«Чудак, — усмехнулся про себя Павел. — О каких чекистах ты думаешь, каких чекистов боишься, если несомненно, что не сегодня завтра фашисты будут в Орджоникидзе и здесь, и в Кутаиси. Хорошо, что удалось дезертировать именно в этих местах, на Кавказе. Что ждало бы меня там? Служба в полиции на оккупированной территории или какая-нибудь зондеркоманда, где за каждым смерть ходит следом так же, как и на передовой. Будто я знал, чувствовал, что мне подфартит попасть сюда». Павел осторожно приложил голову к холодному граниту. Все складывается отлично, он не совершил еще ни одной ошибки, хотя как осложнилось дело в пещере, когда на него неожиданно свалились эти, в форме. Исход схватки решил чей-то удар по голове, от которого он потерял сознание. Кикнадзе усмехнулся, вспомнив, как все было потом…
В себя он пришел от резкой боли в правом боку, понял, кто-то ударил его носком сапога в бок. Тут же раздался резкий трескучий, как бы с жгучей ненавистью голос, который, казалось, усиливал боль от наносимого удара.
— Вставай, гад проклятый! Разлегся, подонок, как на курорте.
Павел попытался подняться, но острая боль в боку плотно прижала его к гранитному полу пещеры.
— Чего притворяешься, гнида паскудная? — хлестко продолжал тот же голос. — Сейчас я тебя подниму.
Павел всматривался в темноту, надеясь разглядеть врагов. Он знал, что в пещере их по крайней мере двое.
— Ну, сам встанешь или…
Говоривший вновь ударил Павла носком сапога в бок, злобно выматерился.
Кикнадзе дернулся, как от удара электрического тока. Невидимый истязатель, похоже, хорошо знал, как и куда надо бить человека, чтобы тому было невыносимо больно.
— Сейчас, сейчас, — со стоном прохрипел Павел, приподнимаясь на руки.
Может, это движение, пусть даже на короткое время, укротит ненависть человека, который прятался в кромешной тьме и бил Павла, перемежая удары словами. Но Кикназде так и не удалось встать. От очередного пинка в глазах Павла что-то сверкнуло, он перестал слышать и утратил чувствительность к боли. Однако следующий удар опять привел Павла в себя. Он глухо застонал и вдруг перестал бояться, словно стон его, как защитная стена, встал между Павлом и его невидимыми врагами.