Мама родная, как долбануло-то!
И даже сквозь звон в ушах отмечаю: по крыше машины брякает железное. Значит, все правильно сделал. А то влетело бы девице прямо в ухо.
Вскакиваю и рывком ставлю девушку обратно на ноги. Глазищи у нее в пол-лица.
С меня градом сыплется крупная стеклянная крупа.
По ступеням бегут двое в противогазах. Вслед за ними летят клубы оранжевого дыма, такие плотные, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Это на случай, если среди охраны найдутся герои и решат выскочить следом. Ну и просто красиво.
– Спасибо, – говорю я девушке и ныряю в машину.
Тим запрыгивает назад, Борисборисыч садится рядом со мной, и ведь оба успевают зыркнуть на спасенную, которая стоит, малость остолбенев, и пытается сообразить, что это было. Действительно, она прелесть.
– Что это было? – гундосит сквозь противогаз Борисыч.
Плавно наступаю на педаль, Маша едва заметно приседает и срывается с места.
– Жениться хотел, – говорю. – А вы все испортили, подрывники хреновы.
Бросаю взгляд на монитор, последний взгляд на девушку, и забываю о ней, хочется думать, навсегда. Не хватало еще влюбиться, знаем мы этот обратный стокгольмский синдром.
Борисыч снимает противогаз и все так же гундосит, никакой разницы:
– Ты вышел из машины.
– Нам не нужен молодой красивый труп. В плане операции его не было.
– А если бы труп оказался твой?
– Не будь занудой, папаша, – подает голос Тим. – Алекс поступил очень глупо, но… Нельзя за такое ругать.
– Тебя не спросили… сынок, – цедит Борисыч.
Маршрут рассчитан по секундам, три зеленых светофора, потом направо и к трассе. Выезд из города закрыть не успеют, воздушный патруль когда еще поднимется, и только на трассе нас догонят перехватчики с ближайшего поста. Ничего, пусть догоняют. Минуту назад мы не хотели быть заметными, теперь наоборот. Пускай рассмотрят нас получше. И раструбят на всю обитаемую вселенную, кто именно их ограбил.
Держу пятьдесят пять миль, незачем устраивать в городе корриду, надо просто спокойно пройти светофоры. Левый ряд свободен, не езда – сплошное удовольствие. Было бы. Если бы.
Сейчас не время наслаждаться поездкой, я просто спокоен, привычно спокоен. За штурвалом нельзя волноваться и впечатляться. Чем сложнее маневр, тем я холоднее. В самых трудных ситуациях я превращаюсь вовсе в камень. Нервничать можно потом, когда встанешь на обочине и заметишь, как трясутся руки. Дорога нервных не любит.
А вот подельников моих заметно колотит. Спиной чувствую, как трясет Тима. Борисыч-то с виду ничего, но трудно дышит.
Я не задаю вопросов. Оба здесь – ну и хорошо. Третий светофор, и я прямо из левого ряда заправляю машину в глубокий правый вираж. Сзади гудят заполошно, но вроде никто не стукнулся.