— Извини, — повторил я. — Знаю, мне следовало бы написать. Просто…
Я подошел и сел на диван, она прислонилась ко мне, положив руку на колени, и подняла на меня глаза. Протянула руку и тыльной стороной ладони коснулась лба, будто проверяя, нет ли жара.
— О, не гляди так мрачно, дорогой, — сказала она. — Так уж у нас сложилось, только и всего. Расскажи-ка лучше о войне. Сколько немцев убил?
Я скользнул рукой под кофточку и потрогал груди; они были холодными, чужими, кончики от кормления огрубели. Я подробно рассказал о бегстве из Булони. Она рассеянно слушала, теребя кисточку ковра.
— Не верится, что все это было сегодня утром, — закончил я. — Кажется, прошла целая вечность. Ник нашел это весьма забавным. Иногда я сомневаюсь, есть ли в нем что-то от простого смертного.
— Да, — рассеянно произнесла она. Мы сидели, не двигаясь. Чувствовалось, как от дыхания тихо поднимается и опускается ее грудь. Я убрал руку, она встала, подошла с моим стаканом к буфету и налила еще. Что-то кончилось. Вот так. И мы оба это отметили. Рвалась последняя тонкая нить. — Между прочим, — не глядя на меня, весело заметила она, — кто-то тебе звонил. Судя по тому, как назвался, русский. Что-то вроде …лоцкого или …поцкого, я записала. Спрашивал ужасно настойчиво. Странные у тебя знакомые.
— Думаю, кто-нибудь из Департамента, — ответил я. — Как, говоришь, его зовут?
Она сходила на кухню и вернулась с мятым конвертом. Разгладила и, прищурившись, прочла; она была близорука, но слишком самолюбива, чтобы носить очки.
— Кропотский, — произнесла она. — Олег Кропотский.
— Первый раз слышу.
Что соответствовало истине.
Проснулся Джулиан, огласив дом пронзительным протяжным воплем, которым он славился все младенческие годы; от этого завывания меня неизменно бросало в дрожь. Ник в этих случаях шутил, что в бедном ребенке говорит ирландская кровь.
— А чтоб тебя, — буркнула Вивьен и поспешила в спальню, — вот она, сирена.
Даже в девятимесячном возрасте у Джулиана были иссиня-черные волосы Ника и пронзительный неподвижный взгляд Вивьен. Хотя больше всего он походил, как я с содроганием заметил, на Фредди. Став взрослым, он еще больше похож на своего покойного беднягу дядю — такая же большая цезарева голова и те же плечи тяжелоатлета, так неуместные для джентльмена Сити. Интересно, знает ли он сам об этом сходстве? Возможно, не знает; Фредди не часто встречается в семейных альбомах. Теперь же он вертелся в своем одеяльце, чмокая и моргая. От него пахло теплым хлебом. Мой сын.
— Как вырос! — заметил я.
Вивьен важно кивнула.