– Вот, смотри, сынок, они дорогие очень. Это мне бабка моя на шестнадцать лет подарила, – мама протянула Талю старые серёжки с голубыми, будто застывшая вода, камешками. – Вот, Яночке понравятся.
Таль болезненно поморщился. Мама так отстала от жизни! Какие-то допотопные серёжки, которые провалялись в шкатулке полвека! Мама сама их никогда не носила. Все потемневшие, древние… Янка в жизни их не наденет! Потому что он никогда и ни за что ей их не подарит! Мама смотрела на него так радостно, и он чувствовал, как закипает в нём раздражение. Ещё бы чуть-чуть, и он сорвался бы, но всё-таки хорошо, когда у человека есть такая сестра, как Анюта. Она полюбовалась плавной линией цветка на рисунке и сказала:
– У неё уши не проколоты.
– Да? – расстроилась мама, и пальцы прикрыли старые серёжки, лежавшие на её ладони. – Что же тогда?
Но Таль уже знал что. Он смотрел в Анютин альбом, она нарисовала подснежники среди опавших буковых листьев, и понимал, что только это он и может сейчас подарить Янке. Главное – всё продумать. Главное – чтобы она его поняла. И чтобы согласилась поехать.
Таль всё тщательно спланировал. Во вторник он встретил Янку у ворот её дома, забрал сумку.
– Ты чего? – испугалась она. Глаза накрасила ярко, по-дурацки, и серёжки – большие цыганские кольца. Соврала, значит, Анютка маме. Он так и понял. Сам-то он на это никогда внимания не обращал. Хорошая сестра Анютка, что и говорить.
– С днём рождения!
Она улыбнулась. Радостно и чуть-чуть смущённо. Или ему показалось?
– Давай с уроков сбежим.
– А куда?
– Есть одно место. Но далеко. До Симферополя ехать надо.
– Зачем?
– Подарок буду тебе дарить.
– В Симферополе?
– Ближе нету.
Всё-таки Янка – особенная. Ну кто бы ещё согласился поехать? А она поехала. Как была, в мини-юбке и на каблуках. А, ну так она ведь и не знает, куда он её везёт. В Симферополе он взял напрокат у знакомого пацана скутер, тот ему уже сто лет обещал дать покататься, вот и пригодилось.
– На этот? Мне? – уставилась на скутер Янка. – Ты с ума сошёл? Я в юбке!
– Я же буду впереди. Никто ничего не увидит.
Она глаза сузила, сказала:
– Я тебя убью.
Но села. Прижалась. Таль чувствовал её колени. И думал, как она отнесётся к его подарку. Наверное, он где-то читал про такое, а может, видел в кино. Он точно знал, что не сам это придумал, а потому доверял этой идее больше, чем своей.
Ехать было недолго – в горы, на Долгоруковскую яйлу, до Кургана славы. А там уже рукой подать.
У Тал иного отца не было родственников, и родителей своих он не знал. Он в детдоме вырос. Но на Курган славы – памятник погибшим в Крыму партизанам – он привозил их каждое Девятое мая, будто здесь воевал его отец или дед. А может, и воевал? Или он так думал.