– Есть кто еще?
Молчание.
Удар ногой в голову.
– Есть еще кто в доме?
– Нньеетфх…
– Повернись сюда, сука!
Тело пыталось шевелиться, но бесполезно. Я ударил его в спину. Еще раз. И еще. И еще раза три. В результате он перекатился с бока на бок, повернувшись ко мне лицом.
Судя по тому, что я увидел, оба выстрела попали ему в живот.
Я меткий, чо.
– Где ты это взял, тварь? – я сунул ему в лицо кулон с буквами М и О.
– Тбж… прм… счс… пршт… дбил… ты… пнмш… кто… я… ткой…
Сегодня прямо какой-то день ударов ногами в лицо.
– ГДЕ. ТЫ. ЭТО. ВЗЯЛ.
– Пшлнхуй…
Через несколько минут его лицо превратилось в кашу с кетчупом.
– ГДЕ. ТЫ. ЭТО. ВЗЯЛ. СУКА.
@@@
Я с детства много читал. В доме моих родителей нет ни одной книги, на которой не остались бы мои отпечатки пальцев. Та самая «Библиотека мировой литературы» на двести томов была мной освоена полностью еще до того, как я поступил в университет. Я один из тех немногих оставшихся, которые, прочитав скачанную бесплатно книгу в электронном виде, идут в магазин и покупают ее на бумаге, если, конечно, она понравилась. Я в какой-то степени даже жертва литературы – многие мои поступки [даже очень плохие] оправданы тем, что меня научили этому книги.
И возьмите кого угодно из великих и не очень писателей. Если отбросить всю эту напускную обремененность современными для них обстоятельствами, каждый писал лишь о внутренней борьбе человека со зверем внутри.
Ромео во все эти три дня безумного и фатального романа – просто альфа-самец, глава прайда, добивающийся случки с самкой другого прайда в борьбе за территорию.
Печорин [мой герой] – хладнокровный циник, жертвующий более слабым самцом, несмотря на свою внутреннюю приязнь.
Флегматичный Дориан Грей – лишь жертва своих неосознанных гей-страстей.
Да даже тот полковник, хлещущий солдата после бала, всего лишь показывает свою власть ради страсти.
И т. д.
В жизни есть только два определяющих понятия – страсть и месть.
Все остальное – придуманные фантазии
Какая [в жопу] любовь?!
Любовь – лишь небольшая, незначительная часть страсти.
Именно поэтому я не очень удивился, когда забил до смерти этого локального наркобарона. Пока он в очередной раз стонал, скорчившись в ужасе, я успел оглядеться в комнате: на специальных подставочках на стене висела бейсбольная бита. Спасибо.
И это была месть.
Перед смертью он прошептал лишь: «Там, в дальней комнате…»
@@@
Дом был небольшой, всего три комнаты. В одну из них вела металлическая дверь, закрытая на замок. Видимо, это и была та самая [ «дальняя»] комната, про которую мне прохрипел Витька-барыга.