Ожидание его было непродолжительным; дверь снова отворилась, и появился комендант. Заключенный поднялся, чтобы встретить его, поклонился и молча ждал, когда тот заговорит. Комендант сделал тюремщику знак уйти, потом, после нового поклона, сказал с холодной вежливостью:
— Граф, дворяне должны оказывать друг другу внимание. Хотя приказания, полученные мной от кардинала, очень строги, я желаю, однако, облегчить ваше пребывание в этих стенах, насколько мне позволяют мои обязанности; я пришел прямо сюда, чтобы поговорить с вами об этом.
Граф угадал, куда клонит комендант, но не высказал этого и отвечал:
— Господин комендант, я должен быть признателен за такой шаг с вашей стороны; будьте же добры, объясните мне, в чем состоят полученные вами приказания и каким образом возможно вам смягчить их. Но прежде всего, так как я нахожусь здесь у себя, — прибавил он с меланхолической улыбкой, — сделайте мне одолжение и сядьте.
Майор поклонился, но не сел.
— Это ни к чему, граф, — сказал он, — то, что я должен вам сказать, очень коротко. Прежде всего прошу вас оценить мою деликатность: я распорядился прислать сюда чемодан с вашими вещами, не осмотрев его, хотя имел на то право.
— Вижу и очень вам благодарен. Майор поклонился.
— Вы сами военный, граф, — сказал он, — и знаете, что его преосвященство монсеньор кардинал хоть и великий человек, но не очень щедр к офицерам, которых старость или раны вынуждают выйти в отставку.
— Это правда, — заметил граф.
— В особенности это касается комендантов крепостей; хоть они и назначены королем, но вынуждены покупать за наличные деньги места своих предшественников и находятся в полнейшей нищете, если не накопят денег заранее.
— Я этого не знал; я думал, что начальство над крепостью служит наградой.
— Так оно и есть, граф; покупается место только в таких крепостях, которые, как эта, служат государственной тюрьмой.
— А! Очень хорошо.
— Вы понимаете, что это делается по причине тех выгод, которые комендант имеет право извлекать из общения с вверенными ему заключенными.
— Понимаю как нельзя лучше. Много ли содержится несчастных в этом замке, подвергшихся немилости его преосвященства?
— Увы! Вы один. Вот по какой причине желал бы я мирно договориться с вами.
— Поверьте, что я сам очень этого желаю.
— Я в этом убежден и потому приступлю прямо к делу.
— Приступайте, приступайте; я слушаю вас с самым серьезным вниманием.
— Мне приказано не позволять вам общаться ни с кем, кроме вашего тюремщика, не давать вам ни книг, ни бумаги, ни перьев, ни чернил, никогда не позволять вам выходить из этой комнаты; кажется, очень опасаются, что вы убежите отсюда, а его преосвященство, должно быть, хочет вас удержать.