Она посмотрела на суровое лицо, освободила руки, привлекла к себе его голову и нежно поцеловала его. Ее мягкие губы почти застенчиво прильнули к его губам.
– Ты прав, смертный, – тихо произнесла она. – Вожделение – великая вещь, к тому же приятная. Ты не удивишься, если я скажу, что хочу тебя?
Он смотрел на нее сверху вниз, и его темные как ночь глаза искали на ее лице хоть слабые следы улыбки. Но, не найдя их, он сказал:
– Нет, меня это не удивит, богиня.
– Люби же меня! – прошептала она в ответ, и ее пышное тело начало возбуждающе двигаться рядом с ним.
Имхотеп не нуждался в дальнейших поощрениях, потому что готов был вот-вот взорваться от желания. Почувствовав, что ее бедра раздвинулись, он протолкнул свое могучее орудие глубоко внутрь теплого, восхитительно податливого тела. Стон наслаждения сорвался с его плотно сомкнутых губ. Прелестные сильные ноги обхватили его, и в голове у него промчалась мимолетная мысль, что это и вправду сама повелительница богинь сошла сюда, в тишину опочивальни, чтобы подарить ему сладчайшее наслаждение.
Ее руки двигались по его спине вниз, поглаживая ее, а потом принялись ласкать его крепкие бедра. Ее прикосновения так приятны! Она сама отдалась ему!
Та-Исет быстро осознала, какое воздействие ее дерзость оказала на Имхотепа.
Она возбудила его, и возбуждение передалось ей. Вместе они разжигали пламя желания. Их тела страстно извивались. Оба они, казалось, были неистощимы.
Он наслаждался, соединяясь с этой роскошной и прелестной женщиной-богиней, которая тяжело дышала под ним. Ее движения поощряли его идти вперед. Никогда еще он не чувствовал себя таким сильным, таким мужественным и бессмертным.
Та-Исет вдруг вскрикнула:
– О боги, я умираю!
Имхотеп, издав низкое торжествующее рычание, подождал лишь одно мгновение, убедился, что она уже достигла вершины страсти, и принес свою кипящую жертву богине любви. Он был потрясен до самой глубины своего естества. Ему показалось, что царица его грез лежит в глубоком обмороке. Ее прекрасное тело, покрытое влагой, испускало слабое серебристое сияние, подчеркивавшее бледно-золотистый цвет ее кожи. Он подумал бы, что она мертва, если бы не пульс, который бился в крошечной соблазнительной ямочке у основания шеи.
Она воспарила вверх и плавала там, свободная и счастливая, видя под собой горное жилище богов. Потом вдруг она нырнула вниз в вихрь, в залитую светом пропасть, которая разрушала и ее тело, и душу. Что-то случилось, но она не могла понять, что именно. С тихим стоном она пыталась избавиться от этого ощущения гибели. Медленно, почти болезненно она прокладывала себе путь обратно, к жизни, и первое, что она осознала, когда чувства вернулись к ней, было ощущение чьих-то поцелуев на губах.