– Это, касатик, не звезды падают.
– Как же так не звезды?
– Нет, касатик, – возразил старик, – это, значит, ангелы божии со свечами летают… Как в небе покажется такой огонек, значит, где ни на есть человек добрый умирает: вот ангел и летит на землю за душою его христианской; господь его туда посылает!.. Петя, Петя! – подхватил вдруг старик, переменяя голос, – Петя, взглянь-ка! – заключил он, повертывая мальчика за плечи и указывая на огонек, который сверкнул вдруг в степи, – ведь это в мазанке, у твоих огонек-то!.. Право, будто у твоих.
Петя начал скакать, прыгать, вскрикивать и радостно бить в ладоши; он тотчас же, однако ж, угомонился, когда старик сказал, что надо подъехать потихоньку, чтоб никто не догадался, и потом разом вдруг показаться – веселее будет.
– И то, дедушка, и то! – возразил Петя, с трудом побеждая нетерпение.
– Ну, котенок, ну, теперь близехонько, понатужься еще маленько, ну! – произнес старик, подергивая вожжами. Усталая лошадь, как бы почуяв скорый отдых, ободрилась и пошла ходче.
Огонек заметно приближался; на светлом небе стала обозначаться темная профиль кровли; Петя и старик подъехали, наконец, к колодцу.
– Тише… шт… нишкни! – прошептал дядя Василий, привязывая лошадь и поворачивая голову к Пете, которым овладели вдруг и страх какой-то и радость, – надо подойти потихоньку, чтоб не слыхали. Должно быть, все спят… диковинное только дело, зачем огонь горит.
Старик взял мальчика за руку и подошел к двери; он готовился уже постучать, но дверь отворилась и пропустила человека, который при виде посторонних поспешил запереть дверь за собою. Старик пригнулся к лицу человека, чтоб рассмотреть его; но черты его были ему вовсе незнакомы. Незнакомец, с своей стороны, пригибался и рассматривал прибывших.
– Ваня! Ваня! – закричал вдруг мальчик, выпуская руку старика и бросаясь на шею незнакомца.
– Петя… Господи!.. он!.. Петя!.. – крикнул в свою очередь столяр.
В мазанке, погруженной до сих пор в молчание, раздались торопливые шаги; дверь настежь вдруг раскрылась, и показалась Катерина; за ней бежала Маша. Первый же взгляд объяснил Катерине все дело; страшный, раздирающий крик вырвался из груди ее; как безумная, рванулась она к мальчику, которого подставил ей Иван, подняла с земли, бросила к себе на грудь и крепко обхватила обеими руками.
– Батюшка… батюшка мой… батюшка!.. – проговорила она, зарыдав вдруг так громко и таким голосом, что все присутствующие заплакали, – точно ножом подрезали ей сердце.
Иван, Маша и старик поспешили подхватить Катерину под руки и усадили ее наземь; но она как будто ничего не замечала, что с ней делали и что вокруг происходило; крепко обхватив голову мальчика и прижимая его к груди, она продолжала страшно рыдать и повторяла: