— Что ты, стервец, привязался ко мне! — прохрипел Свиридов. Удар его был настолько силен, что на лице Шкуреина сразу вспыхнуло несколько красных ссадин. С залитым кровью лицом он сидел, откинувшись на спинку скамейки, и, выставив вперед растопыренные пальцы рук, что-то бессвязно бормотал.
— Что вы делаете, хулиган?! — раздался рядом гневный женский голос.
Свиридов оглянулся. Молодая женщина с маленьким чемоданчиком в левой руке стояла около скамейки. Свиридов вскочил и бросился в кусты. Убегая, он уже ругал себя за вспыльчивость.
К скамейке подошла Нина Ивановна Улусова. Она только что сошла с поезда, прибыв из Н-ска, и через сквер направлялась к дому своей сестры, жившей около вокзала.
— Гражданин! Гражданин! — окликала Нина Ивановна, потряхивая за плечо Шкуреина, голова которого болталась из стороны в сторону.
В Нине Ивановне пробудилась профессиональная забота о пострадавшем. Она раскрыла на скамейке свой чемоданчик, достала флакон с одеколоном, вату и, полив на нее из флакона, принялась вытирать кровь на лице Шкуреина.
К Шкуреину вернулся дар речи.
— Понимаете, гражданочка, — заговорил он, морщась от боли, — сидел я тут, читал газету, и вдруг подлетел грабитель, требует деньги… Я, конечно, оказал сопротивление…
— На вокзале есть медпункт, — видя, что ее помощи недостаточно, сказала Нина Ивановна. — Идите туда скорей, вам сделают все необходимое. Один дойдете?
Шкуреин кивнул, боязливо оглянулся. Охая, поднял с земли изуродованные очки, достал из-за скамейки кепку и зашагал к вокзалу.
Нина Ивановна вытерла ватой руки и, закрыв чемоданчик, направилась своим путем.
Сестры не оказалось дома. Она работала проводником вагона и должна была вернуться только около полуночи. Нина Ивановна решила погулять по городу.
Получив отпуск, Улусова приехала повидать сестру, с которой продолжительное время не встречалась. Но главной причиной (и в этом она тайно себе признавалась) было желание увидеть Гаврилова.
Случившееся десять дней назад явилось для нее радостным событием. Гаврилова она сразу узнала, как только он назвал ее полузабытым, но дорогим сердцу — «Голубушка». Прошли первые минуты удивления. Она рассказала, что «Голубушкой» ее начал звать в палате, еще задолго до прибытия в госпиталь Гаврилова, один тяжело раненный солдат.
Гаврилов рассказал о себе, а затем и о своих чувствах. Ее страшно смутило это взволнованное признание. В те далекие дни войны, сострадательно и заботливо относясь к людям, порученным ей, она никого не выделяла, зная, что к каждому раненому обязана относиться с подлинно сестринской добротой. Она поняла, что чувства, о которых ей рассказал обрадованный Гаврилов, дороги ему и он бережно относится к ним. И когда Гаврилов уехал, она не могла уснуть всю ночь. Она думала о себе, о Гаврилове, о Гулянской… Даже послав письмо Бахтиарову, она беспокоилась: не напрасно ли они с Катей заподозрили бывшую певицу? Приезд Гаврилова положил конец этим сомнениям. Оказалось, что Гулянская никогда и не жила в городе, который, записываясь в санатории, назвала местом своего постоянного жительства. От доктора Полякова Гаврилов уже не мог заехать в «Отраду», зато в последующие дни он дважды вызывал ее к телефону. Хотя разговор касался Гулянской, но в нем находилось место и для дружеских слов, окончательно лишивших ее душевного спокойствия…