С наступлением темноты она неизменно убегала в лес, где исчезала в лабиринте тропинок, подбивая Уорда помериться скоростью. Он спотыкался о валуны и разбивал в кровь руки, падал в кусты терновника, вырывая клочья из рубашки, но с каждым разом углублялся чуть дальше в лес. Уходил он все позже и позже, а до этого помогал ее отцу ухаживать за чайными сеянцами в застекленной школке или в учтивом, неловком молчании сидел за столом с ее матерью. Ему ни разу не удалось дождаться возвращения Наймы; по тряской дороге он ехал к югу, в гостиницу города Танга, и видел, как небо над горами золотит утренняя заря.
Так пролетели декабрь, январь и февраль. Уорду удалось собрать воедино останки доисторической птицы – изящные, размером с иголку, косточки, вдавленные в глыбу известняка; с этим трофеем его ждали в Огайо. На первое марта уже был куплен авиабилет, но Уорд его сдал, выпросив у начальства двухнедельный отпуск и комнату в Корогве, небольшом городке, ютившемся среди гор вблизи родительского дома Наймы. В течение двух недель он каждый день форсировал реку и ехал на север по грязному горбатому лабиринту, который обрывался у ее дома.
Ей в подарок он привозил теннисные туфли и футболки, ее маме – упаковки тыквенных семян, а отцу – романы в бумажных переплетах. Найма одаривала его все той же непостижимой улыбкой. За ужином она продолжила расспрашивать его о мире, откуда он приехал. Как пахнет зима? Что чувствуешь, когда ложишься на снег? Но каждый вечер, когда он углублялся в лес, она ускользала. Что мне делать, подскажи! – кричал он в сторону гор. По какой тропе ты убежала? И когда он без сил вваливался в гостиничную комнатушку и падал на кровать, с его губ срывалось ее имя: Найма, Найма, Найма.
Запланированный день вылета миновал, срок визы истек, равно как и срок действия прививки от малярии. Он отправил в музей заявление об отпуске за свой счет сроком на месяц. Наступил сезон дождей: неистовые ливни сменялись духотой, на улицах поднимался пар, над горами выгибались радуги. Иногда в реку, протекавшую рядом с гостиницей, наводнением смывало коз. Уорд смотрел с балкона, как поток воды, стиснутый речными берегами, проносил их мимо, как они отчаянно барахтались, вытягивая морды над водой, и ему иногда казалось, что он – одно из этих животных, что его подхватила непреодолимая стихия и теперь он изо всех сил борется с течением, отчаянно и безмолвно вспенивая воду. Быть может, вся жизнь в том и состоит, что река несет тебя к морю, не оставляя выбора, а впереди лишь безбрежные океанские дали, набегающее волны да мрачная могила в пучине.