— Слушайте! — воскликнул Гай, не в силах терпеть это более ни секунды. — Я тоже убил человека! Я тоже убийца!
И снова Маркмен резко опустил ногу на пол и встрепенулся. Он даже быстро взглянул на окно в поисках пути к отступлению. Но испуг и обескураженное удивление на его лице были настолько вялыми и невыразительными, что выглядели издевкой над серьезным тоном Гая.
— Это как?
— Слушайте! — крикнул Гай. — Слушайте, я пропащий человек! Считайте, мне конец, потому что я намерен сдаться полиции. Немедленно! Потому что я убийца, понимаете? Ну что вы смотрите на меня, как будто вам плевать?! И не смейте опять разваливаться в кресле!
— А чего это мне не разваливаться? — Маркмен обеими руками вцепился в бокал, в который только что долил и виски, и колы.
— Я лишил другого жизни, сделал то, что не дозволено ни одному человеческому существу! А вам плевать?
Вроде бы Маркмен кивнул, а может, и нет. Так или иначе, он продолжал невозмутимо прихлебывать свое пойло.
Перепутанные клубки тысяч слов бурлили в Гае, сгущая кровь, вызывая прилив жара от сжатых кулаков к плечам. Ругательства в адрес Маркмена, отдельные фразы и целые абзацы из написанного утром признания смешались в одну кучу и перепутались из-за того, что пьяный болван в кресле не пожелал его слушать. Пьяный болван решил напустить на себя равнодушный вид. Наверное, дело в том, что трудно заподозрить убийцу в приличном человеке. Белоснежная рубашка, шелковый галстук, аккуратные синие брюки — все это застит людям глаза, да и лицо его вряд ли похоже на лицо убийцы.
— Вот в чем ошибка, — произнес Гай вслух. — Никто не знает, как выглядит убийца. А выглядеть он может как угодно!
Он резко встал, плеснул в бокал виски на три пальца и залпом выпил.
— Рад, что у меня есть собутыльник, — пробормотал Маркмен.
Гай сел на постель, аккуратно заправленную зеленым покрывалом. На него вдруг навалилась усталость.
— Значит, для вас это ничего не значит?
— Я повидал убийц на своем веку. И мужчин, и женщин. — Маркмен усмехнулся. — На самом деле женщины чаще остаются на свободе. Выходят сухими из воды.
— Я не свободен и не вышел сухим из воды. Я хладнокровно убил человека без всякой причины. Что может быть хуже? Я сделал это, потому что…
Он хотел сказать: потому что нашлась в нем достаточная мера порока, необходимая червоточина — но где понять это прагматичному Маркмену? Прагматичному настолько, что он не хочет ударить его, спастись бегством, вызвать полицию, оттого что сидеть в кресле и пить гораздо комфортнее.
Маркмен качал головой, полуприкрыв глаза, будто в самом деле размышлял над ответом. Поерзав, он вытащил откуда-то кисет с табаком, затем папиросную бумагу из нагрудного кармана.