Он давно заметил за собой эту особенность — умение в боевой обстановке не спать по нескольку дней кряду, прихватывая четверть оборота в седле или за едой. А решение о том, какая именно обстановка может считаться боевой, тело, похоже, принимало само.
— Золотой Павлин Сабатеи… именно из-за него в город так не любят приезжать купцы. Она питается человечиной, эта птичка. Я никогда не бывал в Вендии, говорят, там есть что-то подобное. Некие катары. Слыхал? Они тоже воруют мирных жителей для жертвоприношений.
— Насчёт катаров не знаю. А вот с дарфарскими йогитами как-то раз… пообщался, — Конан хмыкнул, вспоминая давнишнее приключение. — Тоже, знаешь, Митрой обиженные. Ещё бы — с таким-то богом! Он им не позволяет есть ничего, кроме мяса, представляешь?! Ни каши, ни лепёшек, ни вина. Только мясо. И кровь. А раз в луну мясо должно быть человеческим, иначе вовек не видать им прощения. Хорошенькое божество! Да попробовал бы у нас какой бог такое учудить — вмиг бы без единого жреца остался! Все алтари бы по камушку разметали и пеплом присыпали, чтобы и памяти не сохранилось. А эти глупцы слушаются и исполняют… — Конан поморщился, потёр старый шрам. Добавил мечтательно, — В тех местах, где много рабов-дарфарцев, приличному человеку без оружия и на улицу-то ночью не выйти.
Закарис кивнул:
— Очень похоже на Сабатею. Там тоже никто не гуляет ночами. Да и днём стараются не ходить поодиночке.
— Твоя сестра служит ещё и Золотому Павлину?
Закарис невесело усмехнулся:
— Да кто же может это знать?! Его слуги не носят ритуальных одежд — разве что во время жертвоприношений. Они ничем не отличаются от обычных людей. Жрецом может оказаться твой сосед. А ты и не узнаешь. Пока однажды ночью он не ворвётся к тебе в дом с кучей младших прислужников… Ведь зачем-то же она поселилась в Сабатее? Нийнгааль ничего не делает просто так.
Конан помолчал, гоняя желваки на скулах и глядя на огонь, пока не заболели глаза. Потом с обманчивым спокойствием уточнил, словно гвоздь забивая:
— Сколько у нас времени?
— Смотря до чего… — Закарис сгорбился. — Они не станут её убивать. Во всяком случае, не сразу. До Сабатеи отсюда два дня. Даже если встанем до света и будем гнать, запаливая коней — не добраться раньше полуночи. К этому времени ритуал уже наверняка будет в самом разгаре. Понимаешь, Павлин — птичка маленькая. И ест понемножку. Пара пальчиков, ушко, кусочек пятки… Все, что можно отрезать так, чтобы человек при этом оставался живым. Птичка брезглива и не ест мертвечину. О, они искусные лекари, жрецы Золотого Павлина! Иногда ритуальное кормление затягивается на пол-луны, и человек остаётся живым и в сознании до самого конца. Вернее, то, что к тому времени остаётся от человека. Так что в том, что мы отобьём твою дочь живой, я не сомневаюсь…