— Рад стараться, Елена Прекрасная! — щелкнул тот каблуками видавших виды штиблет. — Да только обидно: учу я, а экзамен принимают другие.
— Ладно, — вмешался Задерихвост. — Хватит выпендриваться! Постороннего хотя бы постыдился. Он до сих пор твою болтовню принимает всерьез!
— Неужели за длинную-длинную ночь ты, дорогой, так и не понял, что дядя шутит? — Николай уже обращался к физтеховцу. — Разве мало я тебе рассказал анекдотов и занимательных историй?
— Да я, да мы…, - смущенно оправдывался тот.
— Ну, так двинули вперед. Я по пути тебе еще немного прочищу мозги!
— Ты бы, прежде чем уйти, хоть словом обмолвился, что там с блоком Т, — в голосе Бородача послышалось легкое раздражение.
— Разве коллега вас не проинформировал в полном объеме? Ай-я-яй! Тогда извольте: наряду с определенными упущениями замечены неопределенные успехи…
— Ты неисправим! — оторвала взгляд от приборов Елена.
— Моя прекрасная леди, вы заблуждаетесь. То, что вы сейчас слышали, не более, чем зарядка для моего языка, так уставшего за время дежурства. Да и в хорошей спортивной форме сей орган я просто обязан поддерживать. И времена, и нравы того требуют.
В глазах Бородача зажегся недобрый огонек:
— Знаешь, если бы моя воля, я бы обязательно создал «Музей человеческих экскрементов» и назначил директором тебя!
— Великолепно! — не изменил себе Николай. — Тандем что надо! Я — директор, а ты — снабженец и завхоз по совместительству.
Перепалка, едва не зашедшая слишком далеко, к вящему облегчению Елены, на этом закончилась. Вскоре ночные дежурные покинули лабораторию. Потянулись монотонные часы, как выражался Николай, высиживания зарплаты. Первым явно затянувшуюся тишину нарушил Задерихвост:
— Эмоции, — неожиданно продолжил он разговор, начатый еще в машине, — приносят немало вреда человеку. И в прямом, и в переносном смыслах. Так что — хотим мы того или нет — приходится их обуздывать.
— Постепенно превращаясь в буку и сухаря?
— А что, по-твоему, лучше в неврастеника?
— Аргумент некорректен, ты это прекрасно понимаешь.— как сказать…
— Зачем обманывать себя? Ты ведь тоже эмоционален. И, случается, поддаешься минутной слабости. Или я не права?
— Не понимаю… — протянул Бородач.
— О-ля-ля, — засмеялась Елена.
Не зная почему, ей захотелось немного позлить собеседника. Писать такие письма и в то же время прикидываться невинным ягненком — это уж чересчур!
В таком случае она имеет полное право на собственную игру. Если хотите, личный эксперимент.
Или это, как и их исследования, за гранью допустимого, проявление с ее стороны беспардонного цинизма?