— Нет, совсем нет. Мутация иногда заходит очень далеко. В результате данной мутации радиоактивного происхождения у телепатов начисто отсутствует волосяной покров. Разум — довольно любопытная игрушка, вы же знаете. Образно говоря, это — капелька жидкости, еле удерживающая равновесие на кончике иглы. Малейшее колебание, и телепатия сделает возможности разума почти беспредельными. Да, Большой Взрыв породил большое количество умственно неполноценных людей, и не только среди Лысоголовых, которые часто страдают паранойей.
— Не считая безумия в младенческом возрасте, — прервал его Куэйл, обрадовавшись, что он может забыть о своих невзгодах, вспомнив о несчастьях других.
— Вы забываете шизофрению. Да, если несовершенный разум становится еще и телепатом, это уже слишком. Он теряет ориентацию. Параноики, те хоть замыкаются в себе, а шизофреники даже не представляют, что этот мир существует. Вот как это происходит в общих чертах.
— Я думаю, что мы со временем ассимилируемся, — добавил Бюркхалтер, немного помолчав. — Ведь эти явления возникли недавно, ну и, кроме того, наша специализация делает нас полезными для выполнения некоторых задач.
— Что ж, если вам угодно. А Лысоголовые, которые не носят париков…
— Они до такой степени вспыльчивы, что в конце концов уничтожат друг друга, например на дуэли, и это не будет такой уж большой потерей. — Бюркхалтер улыбнулся.
— Ну а мы, остальные, мы получим то, что мы хотим — признание. Мы ведь не дьяволы, и не ангелы.
Куэйл покачал головой.
— Мне следовало бы радоваться, что я не телепат. Мозг и так слишком сложно устроен. Спасибо за откровенность, это пошло мне на пользу. Что ж, вернемся к рукописи?
И снова на экране показались страницы. Куэйл уже не держался так настороженно, мысли его не были столь туманны. Бюркхалтер смог определить точное значение некоторых мест, которые до того были непонятны. Работа спорилась. Телепат диктовал поправки на диктофон; только два раза им попались психологические ловушки, которых следовало избежать. В полдень они расстались как друзья.
Бюркхалтер прошел к себе в кабинет и познакомился с сообщениями, которые поступили без него. Одно из них он прослушал дважды и нахмурился.
За обедом Эд говорил по телефону с доктором Муном. Разговор длился так долго, что кофе давно бы остыл, если бы не был налит в специальную индукционную чашку. Бюркхалтеру нужно было сказать слишком много этому полному человеку, одному из немногих, кого не смущал, даже бессознательно, тот факт, что его собеседник был Лысоголовым.
— Я никогда не дрался на дуэли, доктор, я не могу себе это позволить.