Рита опасливо нагнулась и поразилась ещё больше. Под ней в самом деле был асфальт, без каких-либо аномалий. То, что она приняла за кишащую змеями пропасть, оказалось всего-навсего рисунком – превосходно выполненной сочными красками картиной. Всё ещё не веря глазам, Рита потрогала неподвижную гадюку (а ведь поклялась бы, что она шевелится!), провела рукой по нарисованной пропасти. Бесподобно!
– Не бойся, – сказал сзади Вышата. – Это такое новое увлечение. Как буккросс, как флэшмоб… Называется три-дэ.
– Как?
– Три-дэ-рисунки на асфальте. Потеха в том, чтобы изобразить объект настолько натурально, что создаётся абсолютная иллюзия реальности. Обычно рисуют в самых неподходящих местах обрывы, водоёмы, всяких тварей…
Рита присмотрелась и разглядела на вырисованном куске гранита, выглядывавшем из края провала, крохотные буквы: «Julian Beever – forever!»
– Джулиан Бивер?
– Это их гуру. Он считается непревзойдённым мастером три-дэ-живописи. Асфальтовый Рафаэль. Или Леонардо.
– Откуда ты знаешь?
– В Интернете выцепил. Там рисунки выложены – умереть не встать!
Рита глядела на пропасть, на змеюк, а в голове колотилась невнятная пока идея.
– А у нас в Питере много таких рисовальщиков?
– Трудно сказать, – ответил Вышата. – Никто не считал. Но картинки мне раза два уже попадались.
– Где?
– Не помню. На Петроградке, кажется.
– Пошли! – Рита схватила его за руку. – Надо спешить.
– Куда? В Пассаж не опоздаем.
– В Пассаж мы не едем. Едем к моему отцу.
Когда Рита без стука и предупреждения ворвалась в кабинет Семёнова, майор не удивился. Попыхивая сигариллой, он сидел на подоконнике и был настроен как древнегреческий стоик, для которого не существует вещей, могущих поколебать его безмятежность. Окно было растворено настежь, занавески колыхались.
– Только не говори, что ты опять во что-нибудь вляпалась, – сказал майор дочке и неодобрительно посмотрел на Вышату.
– Если и вляпалась, то удачно, – выкрутилась Рита. – Зато на меня снизошло озарение.
– Правда? – майор докурил и слез с подоконника.
– Покажи мне ещё раз фотографии с места аварии на Кронверкском.
– Изволь, – Семёнов открыл сейф, пошерудил в бумагах, нашёл фотографии.
Рита перетасовала их, как карты в колоде, отложила нужную.
– Здесь очень хорошо видно… Помнишь, я заметила грязь возле машины Калитвинцева? Это не грязь, это краска!
– Краска? Какая краска?
– По-видимому, неважнецкая, раз её смыло дождём. Только пятна остались.
– О чём ты говоришь?
Рита рассказала ему о рисунке, виденном на Васильевском острове.
– Теперь представь, что такой же или похожий рисунок был сделан у подъезда Калитвинцева. Наш искусствовед въезжает во двор и вдруг видит перед собой яму, а в ней какого-нибудь дракона… Что он сделал? Учти, что раздумывать было некогда. Даже если ты не веришь в драконов, всё равно сработает инстинкт. Он повернул руль и врезался в дом.