Мобберы (Рыжов) - страница 65

княгини Волконской шла охота? Можно ли в таком случае говорить с уверенностью, что бронзовый экспонат, хранящийся в фондах Литературного музея, и есть подлинная веневитиновская реликвия?

Заметим попутно, что Веневитинов предвидел свою посмертную судьбу. В том же стихотворении „К моему перстню“ присутствуют строки: „Века промчатся, и быть может, что кто-нибудь мой прах встревожит…“ Он знал, что тайна княгини Волконской переживёт столетия!

Что же Пушкин? Княгиня ошиблась: он не годился на роль вдохновителя повстанцев. Он мог желать свержения царя Александра и даже участвовать в этом, но к Николаю он враждебных чувств не питал („хоть и упёк меня в камер-пажи, но менять его не желаю; от добра добра не ищут“). Повзрослев, Пушкин стал вести себя обдуманнее и гораздо лояльнее по отношению к власти, нежели в свои юные годы. Не лишено резона замечание, что под конец жизни он превратился в убеждённого монархиста, что лишь подчеркивает его достоинства, так как он прекрасно представлял себе, чем может завершиться для России новый бунт.

Из сказанного проистекает, что Пушкин должен был спрятать доставшийся ему „по наследству“ от Веневитинова перстень в очень надёжное место, чтобы никто, даже зная о тайне, не был в состоянии им воспользоваться. Где находилось это место? Здесь мы вновь перемещаемся в область догадок. Вот наиболее смелая из них (она целиком на моей совести): самым надёжным местом Пушкин считал… большой палец своей правой руки. На нём он носил знаменитый сердоликовый перстень-талисман, подаренный ему графиней Елизаветой Воронцовой на даче под Одессой в 1824 году. Пушкин старался не расставаться с этим перстнем, а если и снимал, то всегда запирал в секретер.

Тайна Волконской требовала жертв, и я предполагаю, что в апреле 1827-го поэт сделал ювелиру секретный заказ: нанести на перстень Веневитинова золотое напыление и прикрепить к нему восьмиугольный сердолик – короче говоря, замаскировать под перстень Воронцовой. Графиня, по-видимому, была осведомлена о подмене: в знаковом 1827 году они встретились в Москве и Пушкин сочинил стихотворение, где, упоминая о её подарке, между прочим написал (от имени дарительницы):

От недуга, от могилы,
В бурю, в грозный ураган,
Головы твоей, мой милый,
Не спасёт мой талисман.

Почему же не спасёт, ведь он по-прежнему на пальце Пушкина! Не потому ли, что это уже другой перстень?

Пушкин хранил его вплоть до своей гибели. На смертном одре он передал перстень Жуковскому, но, по-видимому, – от греха подальше! – не посвятил старшего друга в тайну Волконской. Жуковский завещал перстень своему сыну Павлу, а тот вручил его Ивану Тургеневу. От Тургенева реликвия перешла к Полине Виардо, а та в 1887 году подарила её Пушкинскому музею Александровского лицея. Там перстень находился до марта 1917-го, когда был похищен.