Генерал смягчился, Лобода нравился ему: смело отстаивает свое дело и за Шабурова держится, несмотря ни на что. Тем яснее выпирало личное в рапорте Шабурова.
— Так Шабуров нужен вам?
— Обязательно, — твердо ответил майор. — Золотые руки.
— Добро, — весело сказал Мусхелишвили. — Но объясните, что с ним? Инженер, служба по специальности. Начальник у него… Вежливый начальник.
— Личное горе, товарищ генерал. Потеря близких.
Лобода обдумывал упреки генерала и на вопросы о Шабурове отвечал нехотя, сухо.
— А вы беседовали с ним?
— Неоднократно.
— Ваша звуковая машина, ваши листовки тоже Оружие. Почему он не сознает этого? Чем он дышит? Война не личное дело капитана Шабурова.
— Верно, товарищ генерал, — отозвался Лобода. Чем, однако, дышит Шабуров? Майор не мог ответить, он припомнил беседы с ним, короткие, колкие. Шабуров не раскрывал себя.
— Нехорошо, — произнес генерал. — Понять немца надо, это вы правильно сказали. Но своего подчиненного почему проглядели?
Лобода шагал из политотдела взволнованный. Сам того не замечая, он запел. Навстречу ему по талой, хлюпающей дороге шла колонна пехотинцев. Солдаты с любопытством взирали на странного майора. Запрокинув голову, подставив лицо мокрым хлопьям снега, он возглашал «Реве та стогне» и никого не видел.
Все это Лобода рассказал мне и Михальской. Все, без утайки, с той дружеской откровенностью, которая так располагает к нему.
— Да, друзья, генерал прав. Мы не помогли Шабурову. Как это сделать? Как?
— Отпустите его, — сказал я. — Силой держать не надо. Он еще в гражданскую, у Щорса, в артиллерии был. Тяжело ему у нас, товарищ майор. До того, что… «Победа, — говорит, — не вернет мне моих близких, все равно я конченый. Одно желание — побольше фашистов убить напоследок».
— Что? — воскликнул Лобода. — Победа не вернет?.. Он так сказал? И вы считаете, нужно отпустить его? С таким настроением? Эх, писатель! — Майор смерил меня уничтожающим взглядом.
— Одной местью жить нельзя, — вставила Михальская. — Без света впереди, без веры в будущее… Это ужасно, Саша! Это моральное поражение.
— Да, мы тут проглядели, — продолжал майор. — На звуковке все рассыпались, нет настоящей спайки… Охапкин и тот в лес смотрит.
— У Коли семь пятниц на неделе, — сказал я. — Немецкий язык вздумал изучать.
Михальская засмеялась.
— Вы, писатель, удивительно наивны иногда. — Лицо майора уже потеплело. — Обойти пытаетесь все сложное, неприятное, хотите рубить узлы? Методом упрощения? Не выйдет. Побаивался я, признаюсь вам, как бы вы с Фюрстом не испортили музыку. Нет, молодцом! — Лобода обернулся к Михальской. — Ваше мнение?