– Мне плевать на верховного! – вместо слова «плевать» тей употребил более энергичное выражение. – Где держат Иану?!
– В северном крыле центрального дацана... Пустите...
– Веди!
В северной пристройке, длинном двухэтажном сооружении под изогнутой двускатной крышей, Алекс налетел грудью на револьверный ствол, принадлежащий гвардейцу в красном.
– Синьор элит-офицер!
– Да... Где Иана?
– Здесь... Я провожу. Осторожно, прошу вас, у нее только ребра срослись...
Она кормила Айну. Прикрыла грудь, услышав шаги на пороге.
– Иана...
Черные глаза расширились. Набухли слезами. Прозрачная капля прочертила блестящую дорожку.
– Иана! – Он упал на колени, не в силах оторвать взгляд от ее лица, и только рука, словно живущая своей жизнью, мягко легла на пеленку Айны, продолжающей тихо чмокать. – Что с тобой сделали?
– Ничего. В самом деле! Бывало и хуже, все прошло...
Потом они долго не разговаривали. Иногда слова мешают. Просто сидели, прижавшись друг к другу, а рядом ворковала маленькая девочка, почувствовавшая невероятную волну счастья, накрывшую родителей.
Нужно ли говорить, что лама Кагью удостоился беседы лишь на следующий день.
Лицо-маска, не выражавшее эмоции более сотни лег, не сделало исключения даже для этого случая. Алекс готов был поклясться, что основное скрываемое чувство – смущение.
– Хочу надеяться, что странная история с послушником, прямо скажу –' печальная, не приведет к непоправимым последствиям в наших отношениях. Иана получила серьезные ушибы, да, но мы приложили чрезвычайные усилия по ее исцелению, сейчас она во вполне удовлетворительном состоянии, а ребенок совсем не пострадал. Джива не успел... вы понимаете, что я имею в виду.
– Не изнасиловал ее. Чего уж там прятаться за словами.
Верховный лама развел ладони в характерном жесте священников Всевышнего – все в руце божьей, возблагодарим его, чем вызвал в Алексе прилив гнева.
– И я должен кого-то благодарить? За то, что у меня нет повода спалить весь Шанхун дотла?
– Вряд ли бы это удалось, князь. И вы совершенно зря распространяете ненависть к одному человеку на всех нас.
Тей упрямо тряхнул головой.
– Не зря. И дело не в ненависти. Я не испытываю ни малейших иллюзий по поводу икарийской или ламбрийской знати. Слишком многие готовы на компромиссы с честью и совестью ради наживы, ради сиюминутных интересов. Ставку делаю на лучших, не утративших идеалы. Увы, определенные иллюзии я питал относительно приверженцев вашего учения, предполагал, что служение истине, длящееся десятилетиями, дает необходимые гарантии. Ваш Джива был авторитетным гуру в монастырях, одним из многих. То есть – моральная чистота возможна только в изоляции от соблазнов? Несколько часов в компании молодой женщины снесли начисто последствия полувекового послушания?