Нежной шершавой рукой Роев поглаживал выступы рельефа, закрывал и открывал плотники, гонял туда и сюда предполагаемую рыбу, комбинировал что-то с икрой и молокой и все говорил и говорил, быстро, с увлеченностью фанатика, так что капельки влаги вырывались у него вместе со словами из черного, почти пустого рта. Потом он как бы спохватился и махнул на все это рукой, засмущался перед великими своими замыслами.
— Да что это я вас утомляю, давайте-ка устраивать гостей. — Он выпрямился во весь свой донкихотский рост, огляделся по сторонам и радостно воскликнул: — Эврика! В самый угол! — Роев показал туда, где под острым углом ерик впадал в Иргиз.
Мы продирались туда, в этот угол, на мотоцикле. Роев, вооружившись косой и топором, двинулся пешим ходом напрямик. Под вековой ракитой он выкосил место для нашего маленького лагеря, тихого, защищенного от всех ветров. Потом вырубил два стояка, колья и мгновенно, в течение трех минут, поставил палатку. За это время он успел еще показать, каким узлом следует закреплять веревки, чтобы при надобности можно было свернуть палатку за две с половиной минуты. Я успел уже понять, что отшельник Роев-Разумовский умел делать все: и скрещивать рыб, и обращаться с косой, и ставить за три минуты палатку, и работать с паяльной лампой, сооружать плотины и ловить раков. Причем делал каждое дело так, словно занимался им всю жизнь.
Рядом с палаткой Роев соорудил кухню, а для Саши вырубил спуск к ерику с очень удобными ступеньками и очень удобным сиденьем у самой воды. Насадив на крючок червя, он вручил юному рыболову удочку. Мне, рыболову более требовательному и серьезному, вырубил проход к Иргизу. И в последнюю очередь на самом острие слияния ерика с Иргизом построил маленькую пристань — это для стирки, мойки и купания. На наших глазах утюжок дремучей земли преобразился, стал сразу обжитым и приветливым. Роев оглядел все это хозяйство круглыми своими глазами и, довольный, прицокнул языком:
— Хо-хо! Жить можно!
Бритвин пожелал нам удачи и отправился по своему инспекторскому маршруту. Иргиз и многочисленные озера Прииргизья были его поднадзорной зоной.
Бритвин уехал. Роеву не хотелось оставлять нас. Но так как был он человеком интеллигентным, он вздохнул с грустью и сказал:
— Не буду обременять вас. Что понадобится — дайте знать. — И, вместо того чтобы вернуться к своему вигваму, к своим ихтиологическим занятиям, присел на крутом берегу ерика и стал тихонько смотреть вниз, в вырубленный им спуск, где визжал от хорошего клева Саша.
Я торопился, путался в леске, не мог как следует привязать крючок. Хотелось поскорей к воде, поскорей забросить поплавок в дикую зеленоватую воду Иргиза. Одно название — Иргиз — вызывало шум в висках. Не терпелось затаить дыхание перед зеленой водой и мучительно ждать первой поклевки. Но я видел грустно сгорбленную спину присмиревшего отшельника, остро проступившие под черной робой лопатки, подогнутую с боков шляпу, и это мешало мне думать о своих радостях.