Когда случалась какая-нибудь нужда к Софье Алексеевне, то никто не стеснялся войти к ней в квартиру и обратиться. Софья Алексеевна отзывалась на любую просьбу, встречала ласково, могла даже напоить чаем, когда заходили к ней. Но это случалось не часто, потому что у всех была своя жизнь, а у нее была отдельно своя. Другое дело Настя. Домработница чуть ли не каждый день заходила к соседям, к Марье Ивановне и к Мамушкиным. Когда только что появился Витек, Настя приходила с Женечкой посмотреть на Витька, да и потом приходили они посмотреть и поиграть с Витьком. Одним словом, Катерина не долго думала, пошла пожаловаться Софье Алексеевне и там у нее расплакалась.
— Не ходит, как другие, а прыгает, и все бочком, — жаловалась Катерина.
Женечка подбежала к Софье Алексеевне и сказала, подняв восторженные глазки:
— Бабушка, он у них попрыгунчик!
Катерина посмотрела на Женечку, и ей стало горько и безутешно. Софья Алексеевна, как могла, успокоила Катерину и согласилась пойти посмотреть на «попрыгунчика». Она согласилась не потому, что знала, как помочь, а потому, что очень уж просила Катерина, и к тому же было и самой любопытно.
С порога прихожей потек в обиталище Мамушкиных тонкий запах дорогих духов. Когда открыли дверь в комнату, Катерина прошла боком к столу, где сидел Борис с Витьком на коленях. Тут тонкие духи, столкнувшись с нежным ароматом Витенькиной мочи, как-то празднично смешались.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила Катерина, развернувшись у окна. И Борис поднялся с Витьком и тоже повторил приглашение. Собственно, проходить было некуда. Софья Алексеевна очень мило улыбалась. Она улыбалась не оттого, что некуда было проходить, а оттого, что сразу же, как человек свежий и посторонний, все поняла: Катерина-то прошла к столу боком, иначе туда и нельзя было пробраться.
— Чему же вы удивляетесь, Катя? — сказала Софья Алексеевна. — Ведь вы и сами ходите боком. Ребенок по-другому и не мог научиться в этих условиях. Подрастет — и забудет свою походку, так что и волноваться, Катюша, вам нечего.
Бориса с первых слов Софьи Алексеевны как бы осенило, он даже удивился, как все просто и как это раньше не пришло ему в голову:
— Я говорил ей, Софья Алексеевна, брось выдумывать! Разве ж она бросит?
Катерина не стала спорить, она смотрела на Софью Алексеевну благодарными глазами и сняла от счастья.
В силу своей интеллигентности Дунаевская-Кривина не повернулась и не ушла, поскольку вопрос был разрешен, а протиснулась боком — ей это удавалось с трудом из-за солидности, — повернулась к Борису, собственно, к Витьку, и, подняв руки, стала шевелить пальцами, приглашая «попрыгунчика» к себе.