Летают в небе три бога́…»
«Надо говорить бо́га, а не бога́». — «Нет — бога́, я так сочинил». — «Ну, хорошо, пускай будет так.
Летают в небе три бога́,
Летают и снимают.
Красное знамя труда. Все».
«Стихи очень хорошие, но Красное знамя труда уже было, уже песня есть такая». — «А я про другое Красное знамя труда, совсем про другое».
Да, Витек знал уже и про Красное знамя труда. Он уже все знал, что надо знать мальчику СССР. Хороший рос мальчик, дядя Коля правильно говорил. Хороший. И вообще было хорошо. Учительницу нашли, Елизавету Александровну. Стала она приходить к Витеньке два раза в неделю, в семь часов вечера, после садика. И Борис всегда успевал с работы, садился в комнате, когда Витек занимался. Любил сидеть и слушать, как они занимаются. Пе-ту-шок, пе-ту-шок, зо-ло-той гре-бе-шок и так далее. Одним пальчиком выстукивал Витенька и подпевал, просила Елизазета Александровна подпевать — пе-ту-шок, пе-ту-шок, чтобы слух развивался. А Борис газеткой шуршал в углу, в кресле, читал вроде, слушал, слушал. Ах ты, господи! В черном лаке отражается Витек, пальчиком выстукивает чудные звуки. Об этом же мечтали когда-то, и вот, пожалуйста: пе-ту-шок, пе-ту-шок, зо-ло-той гре-бе-шок. А потом и сложное пошло, сперва одной рукой, потом двумя руками, Витенькиными пальчиками, и такая музыка… «Зима», например. Елизавета Александровна говорит, что эта пьеска называется «Зима». Сама сначала поиграет, потом Витеньку учит. Одной рукой, двумя, медленно, потом как надо. Настоящая зима, мороз, эхо морозное, деревья белые, лед потрескивает, зима — и все, как будто на самом деле все видишь и слышишь. Учительница попалась дай бог. Она все учила, все разговаривала. Витек играет, а она разговаривает, не молчит. «Ну-ка, Витенька, кто тут показался из-за угла?» — «Кот», — отвечает Витек. «А мышки что?» — «Мышки рассыпались». — «Ну-ка, сыграй нам, как они рассыпались, как разбежались по лестнице». И Витек играет. Лелька тоже приохотилась, повторяла за Витенькой уроки, потом бросила, не хватило терпения. На «Всаднике» бросила. Играет этого «Всадника», а Витек открывает дверь, из коридорчика заглядывает и говорит: «Не так играешь, неправильно». — «А ты покажи, как надо правильно». Не хочет, дверь прикрыл, ушел. «Покажи Леле, иди, покажи». Подходит. Голову угнул, слезы закапали. «Чего плачешь? Не можешь сказать, почему неправильно? Ну?» — «Она как будто знает этого всадника, но она же его не знает». — «Ах вот оно что. Не знает. Тогда покажи, как надо делать, чтобы не знала она этого всадника». Витек садится и мягкими пальчиками, мягко, глухо начинает: топ-топ-топ, топ-топ-топ, а слезы еще капают, и далеко где-то скачет всадник, чуть слышно перебирает, мягко стучат копыта. Только чуть-чуть пыль вскидывается, никто его действительно не знает, незнакомый всадник протопал мимо и пропал. Вот оно что. Молодец какой, аж мурашки по спине, незнакомый всадник, надо же… На нем и остановилась Лелька. Ей это недоступно стало, таланту не хватило. Ах ты, молодец какой.