Почти весь больничный дом переехал сюда, на Юго-Запад, расселились вокруг одного метро, потихоньку все и перевстречались в магазинах, на улицах, где-нибудь в очереди за фруктами или осенью за арбузами. Тетя Поля, глухая, через год после дяди, Коли умерла, и Марья Ивановна одна переселилась, одна живет, все удобства, очень довольна, хотела взять какую-нибудь квартирантку, из студенток, но приходили все студенты. «Ну как я пущу студента, — говорит Марья Ивановна, — все же я женщина, и не сказать, чтоб старая, не могу я в одной комнате находиться с ним, попадется какой-нибудь, мало ли что, лучше, уж одна буду жить». Третий раз замуж выходить не стала, да и предложений пока не было, правда. Варвара Петровна со своим внуком-волчонком тоже переехала. Внук, собственно, никакой уже не волчонок, годы быстро летят, сильно меняют человека, смолоду тем более. Парень выправился, красавец мужчина, изменился до неузнаваемости, бабка не нахвалится, порядочным человеком стал, где-то на секретной работе работает, то ли в содействии милиции, то ли еще где, никто не знает, даже сама бабка Варвара Петровна. Главное, что человеком стал. По судам Варвара Петровна ходит по-прежнему, но теперь уже не так часто, годы не те, трудно передвигаться, а слушателей полно, даже больше стало, дом большой, восьмиэтажный, у подъезда такая сходка бабок собирается, в два ряда сидят на собственных стульях, всякого человека — с работы идет, из магазина ли — обглядят с ног до головы, как рентгеном просветят. Тут есть кому рассказывать, но часто ходить по судам все-таки уже не хватает сил. Встретила Катерина и Софью Алексеевну, прямо как родная обрадовалась врачиха, в гости пригласила, чтобы с Витенькой пришли, Женечка уже большая, в четвертый ходит, по-прежнему живет у бабушки. Сама Софья Алексеевна тут стала работать, санитарным врачом по детским садикам, из психбольницы ушла, ездить далеко, и вообще устала она от них. Катерина тоже пригласила Софью Алексеевну и ни с того ни с сего вдруг спросила про книгу, про Марфу-посадницу, спросила и покраснела. Сдуру, наверно, ляпнула, не подумавши. Тоже, мол, туда же, но Софья Алексеевна как будто даже обрадовалась, охотно отозвалась, еще раз пригласила Катерину, приходите, мол, потолкуем и о моей книге, дело это сложное, в двух словах не скажешь. Катерина в свою очередь почувствовала какой-то прямо прилив, как бы даже возвысилась над самой собой втайне, и еще больше покраснела, уже от другого покраснела, вот разговаривает о книге, о Марфе-посаднице, с Софьей Алексеевной, такой интеллигентной дамой, надушенной и вообще, разговаривает, как будто так и надо и ничего в этом такого нет. Обязательно придем, Софья Алексеевна, и так далее. Ободренная вниманием, Катерина начала про Витька рассказывать, как мучились, не могли в детский сад устроить. Софья Алексеевна сказала, что, конечно, она бы помогла устроить, если бы это понадобилось сейчас, а сейчас, поскольку в школу пора, советую вам, Катенька, в спецшколу устроить, обязательно туда, там, знаете, языки, преподавание ведется на иностранных языках и, знаете, перспектива, настоятельно советую, пусть сам сходит Борис Михайлович. И даже адресок дала, тут же вынула из сумочки ручку, вырвала листок из блокнота и написала Катерине адрес спецшколы. Будут вместе с Женечкой.