В одиннадцать часов я уже сидела с чашечкой жиденького теплого чая на кухне Марьи Семеновны и слушала увлекательный рассказ о больничном житье-бытье, о добрых и злых докторах и современных способах лечения сердечной недостаточности. Петрова только что проводила сына с внуком, которые привезли ей гору продуктов из супермаркета, но от долгих разговоров отказались, сославшись на огромную занятость. Поэтому соседка страшно обрадовалась, когда увидела меня на пороге.
Передо мной стояла маленькая стеклянная вазочка на длинной ножке, доверху наполненная вишневым вареньем, которое Марья Семеновна собственноручно варила прошлым летом. Варенье было жидким и норовило соскользнуть с ложки и плюхнуться мне на платье.
– А ты кушай, Танечка, кушай, у меня его много, – время от времени вставляла Петрова, делая паузы в своем рассказе о больнице. – Еще клубничное есть. Хочешь?
– Нет, спасибо, Марья Семеновна, мне это нравится.
Я нехотя слизывала варенье с ложки и соображала, как поделикатнее перейти от обсуждения ишемической болезни сердца к убийству Аделаиды Белкиной. Когда в разговоре возникла довольно длинная пауза, задумчиво сказала:
– Интересно, кто теперь поселится вместо Белкиной? Не хочется, чтобы это был какой-нибудь дебошир и пьяница. Безумно жаль Аделаиду Амвросиевну…
Моя собеседница мгновенно забыла о своих болячках.
– Бедная Адочка, – пригорюнилась она. – И у кого только рука поднялась! Ради нескольких золотых безделушек…
Она промокнула глаза платочком. Я сочувственно кивнула и вздохнула. Марья Семеновна положила платок на стол, разгладила его ладонью, внимательно посмотрела на свою работу, после чего продолжила:
– А кто жить будет? Наверное, племянница, Валентина. Квартира-то приватизирована, значит, Вале и отойдет.
Ясно: о смерти Валентины она пока еще не знает. Я не собиралась ей об этом сообщать. Незачем выбивать пожилую даму из равновесия, мне ведь так много нужно у нее спросить. Не сегодня-завтра к ней следователь непременно явится и оповестит о том, что случилось с племянницей Белкиной. Но пока можно беседовать спокойно и без эмоций.
– У Вали своя квартира есть, – не согласилась я.
Марья Семеновна с сомнением покачала головой.
– Она же на окраине, Таня. Думаешь, ей не хочется в центр переехать?
– Так она к своей привыкла. А что, если Аделаида Амвросиевна квартиру кому-то другому отписала?
– Да ну! Не было у Адочки никого, кроме Вали. Хотя… Вот я слышала в больнице от соседки по палате, как одна дама при живых-то родственниках отдала квартиру совсем чужому человеку. Заморочил ей голову, она и переписала ее на него. Родственники в суд кинулись. Заботились о ней, а она, неблагодарная, – чужому человеку! Из ума выжила, видать! А вот еще. У моего брата в доме жила старуха, дочка которой…