Я даже дышать перестала от понимания реального положения дел. Ему звонили… Это могло означать только одно: деньги, что есть, вернее, были на счету, не мои, а его! Бой открыл мне кредит, и я тратила его деньги. ЕГО деньги!
Дальше была настоящая истерика, причины которой Кейпел никак не мог уяснить. Стараясь меня успокоить, он уверял, что переведет на мой счет столько, сколько понадобится, что у него достаточно средств не то что на лакированные ширмы, но и на весь лакированный Париж. Будет мало – заработает еще.
И тут меня прорвало:
– Я должна зарабатывать сама! Сама, понимаешь?!
– Зачем? Возись со своими моделями ради удовольствия.
И снова истерика:
– Я думала, ты принимаешь меня всерьез!
– Конечно, Габриэль. Я просто не хочу, чтобы ты слишком много времени тратила на работу.
– А я не хочу, чтобы меня кто-то содержал. Даже ты, пойми! Я не содержанка!
Ему пришлось успокаивать меня долго. Теперь я понимала, почему Бальсан противился моей самостоятельности в Париже, а Кейпел нет. Бой оказался хитрей. Этьен не мог позволить, чтобы я работала, а деньги я бы не брала. Кейпел тоже не желал этого, но он меня перехитрил, сделал вид, что зарабатываю сама.
Быть содержанкой и не догадываться об этом! Слезы снова полились ручьем.
Закончилось все обещанием:
– Я буду много работать и осторожно тратить.
– Со вторым согласен, с первым нет.
Но я не обращала внимания на возражения.
– Я все верну тебе, Бой, до франка верну.
Теперь возмутился он:
– С ума сошла?! Ты обижаешь меня.
– А ты меня. Я хочу быть самостоятельной и сама зарабатывать на жизнь. И тебе придется с этим желанием считаться!
Некоторое время Кейпел внимательно изучал мою физиономию, потом сокрушенно вздохнул:
– Упрямая, как осел.
Чтобы не рассмеяться сквозь непросохшие слезы, я попросила, предварительно звучно шмыгнув носом:
– Лучше посоветуй, как расширить мое дело.
– Поехали на курорт.
– Я спросила, как работать, а ты предлагаешь мне отдыхать.
– На курорте не все отдыхают, дорогая. Но отдыхающие с удовольствием тратят деньги. Тебе не кажется, что надо дать им эту возможность? К тому же в расслабленном состоянии эти деньги отдают легче.
Я даже ахнула:
– Бой, ты гениален!
Наверное, я сказала не так, но нечто похожее. Скорее всего, это было восклицание: «Черт, Бой, ты здорово соображаешь!» Кейпел поблагодарил за комплимент, но потребовал, чтобы ругательство исчезло из моего лексикона. Я поклялась. Только через много лет, когда я могла позволить себе говорить уже что угодно, оно снова вернулось, но никогда прилюдно и в адрес кого-то определенного.