Журналисты оказались ничуть не изобретательней меня самой, все, что я перечислила, они бездарно повторили. Полный провал – так решили газеты во Франции и в Англии.
Денег нет, доверия нет, желания со мной работать тоже.
Но первое, что я сделала утром, едва придя в себя после провала, – заставила девушек показать коллекцию еще раз мне одной. Придирчиво разглядывая каждую модель, вдруг поняла: вчерашние зрители неправы, это не только можно носить, это будут носить!
Однако книга заказов пуста, старые клиентки либо разбежались, либо одевались у кого-то другого. А те, кто повзрослел за время моего отсутствия, не знали Коко Шанель, для них я была всего лишь маркой духов, не более. Стиль тридцатых не вдохновлял молодых женщин.
То, что ты постарела, лучше подскажет не зеркало или фальшь в комплиментах, а то, что тебя не знают. Пятнадцать лет слишком большой срок для моды, Париж меня забыл.
На следующий день пришел Пьер Вертхаймер. Только его не хватало! Едва сдержалась, чтобы не съехидничать, мол, пришли полюбоваться на поверженную Шанель?
Но он просто попросил поговорить.
– Мне некогда, я работаю.
– Тогда я посмотрю.
Выгнать бы, только как, если я от него зависела? Ну и пусть смотрит, может, надоест и сам уйдет?
Он сидел и смотрел, как я доделывала костюм, не вошедший в коллекцию. Это продолжалось долго, манекенщица терпеливо стояла, Вертхаймер терпеливо сидел. Немного погодя я про него вовсе забыла. Сидит, ну и пусть сидит!
Мои руки лепили из ткани нечто, я вспомнила Дягилева и Нижинского, Лифаря и Стравинского, Анну Павлову и Шаляпина… всех русских, которые на моих глазах умирали ради роли и с ней же рождались заново. Я творила…
Костюм был готов, манекенщица ушла, я знаком подозвала следующую. И снова колдовала, словно сама себе объясняя, что еще нужно сделать, как исправить, чтобы получилось идеально. Пьер молча ждал…
Через несколько часов, когда руки перестали меня слушаться, работу пришлось прекратить. С трудом поднявшись с колен (гордо отказалась от протянутой Пьером руки: «Сама справлюсь!»), я присела на стул совершенно без сил.
Рядом сидели два пожилых человека, столько лет воевавших друг с другом. Теперь нас объединило нежелание признавать, что мы пожилые, что нас хотели бы списать со счетов, что наше время прошло…
– Габриэль, неудивительно, что ваши модели не принял Париж, он устал от войны и разрухи. Парижу нужно время, чтобы вернуться к нормальной одежде, а пока ваше место в Америке, там любят удобную одежду. Коллекция будет иметь успех в Америке.
Я с изумлением смотрела на своего давнего противника, Пьер говорил то, что думала я сама.