В комнатах, где когда-то пищали десятки младенцев, слышалось теперь постукивание вылупливающихся из яиц цыплят. Клетки с курами помещались там, где некогда стояли стулья степенных земледельцев. Камин, в котором прежде пылал огонь, был заполнен перевернутыми ульями — в них неслись куры; а перед домом, где поколения прежних владельцев заботливо вскапывали участок лопатой, земля была отчаянно изрыта петухами.
Домик и участок окружала высокая ограда, и попасть туда можно было только через калитку.
На следующее утро Тэсс в течение часа занималась изменениями и улучшениями этого хозяйства, руководствуясь своим опытом — она ведь была дочерью куровода-профессионала, — как вдруг калитка распахнулась, и во двор вошла служанка в белом чепце и переднике. Явилась она из господского дома.
— Миссис д’Эрбервилль хочет, чтобы к ней, как всегда, принесли кур, — сказала она, но, видя, что Тэсс не совсем поняла ее, пояснила: — Хозяйка у нас старая и совсем слепая.
— Слепая! — повторила Тэсс.
Не успев осознать, какие опасения вселила в нее эта новость, Тэсс, по указанию служанки, взяла на руки двух самых красивых птиц гамбургской породы и последовала за девушкой, тоже захватившей двух птиц, в господский дом, фасад которого, хотя красивый и внушительный, свидетельствовал о том, что кто-то из его обитателей питает любовь к домашней птице: тут всюду летали перья, а на траве стояли клетки.
В гостиной нижнего этажа в глубоком кресле, повернувшись спиной к свету, сидела владелица и хозяйка усадьбы — седая женщина лет шестидесяти, не больше. У нее было подвижное лицо человека, которому зрение изменяло постепенно и который пытался его сохранить, — ведь у людей, давно ослепших или слепых от рождения, лицо бывает застывшее. Тэсс приблизилась к ней, не выпуская свою пернатую ношу, — птицы сидели на обеих ее руках.
— А, вы та молодая женщина, которая будет смотреть за моими курочками? — сказала миссис д’Эрбервилль, услышав незнакомые шаги. — Надеюсь, вы будете ласковы с ними. Мой управляющий говорит, что на вас можно положиться. Ну, где же они? А, это Гордец! Но сегодня он, кажется, не так весел, как всегда? Должно быть, испугался, попав в чужие руки. И Фина тоже… да, они немножко испуганы. Правда, мои миленькие? Но они скоро к вам привыкнут.
В то время как старуха говорила, Тэсс и служанка, повинуясь ее жестам, посадили птиц к ней на колени, и она оглаживала их с головы до хвоста, ощупывая юновы, гребешки, воротнички у петухов, крылья их и лапы. Прикасаясь к ним, она тотчас же их узнавала и немедленно обнаруживала каждое сломанное или запачканное перышко. Она щупала им зоб и догадывалась, что' они ели и не слишком ли мало или много; на лице ее живо отражались все ее впечатления.