И по всему деревянному полумесяцу послышались проклятия, шипение и испуганные стоны, когда Светлый Иллинг опустил Утила на пыльную землю и уложил его руку так, что Железный Король прижимал свой меч к груди – как в жизни у него сталь была ответом на все, так же она стала ответом и в смерти.
— Хорошая смерть, – прошептал Синий Дженнер.
Рэйт со стуком отбросил щит на дорожку.
— В любом случае это смерть.
Мать Солнце пробилась через тучи, бриллиантовое навершие блеснуло, когда Светлый Иллинг вытер свой меч, и кровь засияла на его лице. Он и в самом деле выглядел избранником Смерти, улыбающийся среди урожая трупов, с телом Утила у ног.
— Я приду за остальными! – крикнул он, поворачиваясь к проему.
И так закончилось убийство дня.
Скаре нравилось делить с кем-то свою постель.
Она не знала точно, нравилось ли ей совокупление, с учетом всего шума, который вокруг него поднимали. Оно казалось ей грязным, чуждым и неудобным. Даже немного нелепым. В первый раз она бы даже рассмеялась, если бы он не воспринимал это так серьезно. Липкое ощупывание. Неловкое ворчание. Соприкосновение кожи, без какого-либо изящества или романтики. В ее мечтах они оба точно знали, что делать. В реальности она вряд ли понимала, чего хочет, не говоря уже о том, что делал он.
Но ей нравилась близость его тела после. Нравилась его сила, грубость и тепло. Ей нравилось, как ее грудь прилегала к его широкой спине, как ее ноги сплетались с его ногами, как его ребра вздымались рядом с ней, когда он вдыхал. Ей нравилось, как он дергался и трепетал во сне – так подергивались собаки возле огня в зале ее деда. Ей даже нравился кислый запах его пота, совсем не приятный, но по какой-то причине она никогда не могла им надышаться.
Ей нравилось не быть одной.
Она коснулась его плеча. Почувствовала под пальцами грубую кожу шрама. Провела пальцами дальше и наткнулась еще на один шрам, а потом еще и еще.
— Так много шрамов, – прошептала она.
— В Ванстерланде мы зовем их наградой воинам, – услышала она его голос. Значит, не спал. Она удивилась бы, если бы в Оплоте Байла кто-то спал. В конце концов, к чему спать в последнюю ночь своей жизни?
— Они похожи на следы кнута.
Он замолчал, и она подумала, что, видимо, не должна была этого говорить. Она больше не имела понятия, какие теперь между ними правила, но начинала понимать, что, обнажив перед кем-то тело, вовсе не становится проще обнажать сердце. Наверное, даже труднее.
Плечи Рэйта шевельнулись, когда он пожал ими.
— Прежде чем стать слугой Горма, я был плохим. А после я не всегда был достаточно плохим.