«…Спустившись в коридор-улицу подснежного городка, попадаешь как бы в арестантскую зону. Душно. Грязь. Лампочки давно потеряли свою прозрачность. Столы расшатаны, «пол» на вершок покрыт талой водой. Ругань режет слух. На завтрак и на ужин вместе не собираются. Чай кипятят каждый в своей каморке. Офицеры изолировались в своих «люксах» и не хотят разбирать ссоры подчиненных. Нам, транспортникам, передают толстые конверты с адресом «Москва, Кремль. К. Е. Ворошилову». Возбуждались уголовные дела. Случались ЧП: или кто-нибудь упадет в трещину, или во время пурги потеряется, или ректификатом отравится, или от удушья в дизельной погибнет. С материка прилетали военные прокуроры. Но лучше не становилось…»
Эти различия, считает В. Г. Даев, зависят «от особой атмосферы взаимных отношений, сложившихся на первой зимовке». С ним вполне можно согласиться, если считать, что эта «особая атмосфера» на 90 % задается первым лицом – командиром. Само собой, – командир должен быть лидером не только по должности. Раньше я считал, что от командира зависит все даже на 100 %, но позже – «сбавил обороты». Если в замкнутом коллективе количество плюс «качество» негодяев превышают некую критическую величину, то никакие усилия никакого командира не смогут кардинально улучшить обстановку. Увы, мне придется дальше рассказать об этом печальном опыте…
Хуже, чем у матросов, обстояли дела у их командиров. Правда, с жильем все было в порядке: мы с Квасовым поселились в комнате жилого домика с центральным отоплением. А вот с питанием дела обстояли не очень… Квасов по аттестату питался вместе с матросами, Павлюкову готовила жена. Мы с Иваном кормились, фактически, один раз в сутки в общественной столовой на станции Новая, до которой было ходу около трех-четырех километров. Добегали мы туда часам к 14-ти, голодные как две собаки сразу. Заказывали в двух экземплярах: две холодные закуски, одно первое блюдО, два вторых и компот или чай. Рассчитывались мы для удобства поочередно: один день Иван, другой – я. Эта система «на доверии» нам дорого обошлась, о чем расскажу дальше.
Заглатывали мы свой неслабый обед мгновенно: время не ждет; поднимались, как перегруженные самолеты с грунтовой взлетной полосы, и двигались на объект. Уже через километр наши шаги ставали легче. Пока доходили до базы, были опять голодны почти так же, как до обеда. Признаки голода особенно быстро стали проявляться, когда температура наружного воздуха достигла 40 градусов мороза Как ни странно, страдал от голода больше Иван: меньше меня габаритами и «тоньше костью», он мог съесть гораздо больше. Я считал, что он подобен библейской корове, которая, несмотря на обильные кормА, всегда оставалась тощей, Иван же считал, что я сыт тем салом, которые съели мои украинские предки. В ответ я назидательно советовал ему перенять цыганский опыт по обучению кобылы жить без кормов…