– Твой английский безупречен. Я понял.
– Тогда, быть может, ты не поверил тому, что я сказал.
– Нет, я тебе верю.
– И что тогда? Почему ты ничего не написал?
– Но я написал.
– Невидимыми чернилами?
Теперь улыбается Итан. Ему приходится собрать все свои силы, чтобы подавить дрожь, грозящую перекинуться ему на руки.
Поднимает левую.
– Я написал это, – говорит он, показывая татуировку, наколотую на ладони кончиком шариковой ручки – темно-синюю и неряшливую, ладонь местами еще кровоточит. Но в столь сжатые сроки и в стесненных обстоятельствах вряд ли можно было справиться лучше. – Я знаю, что скоро буду кричать. От жуткой боли. Всякий раз, когда ты будешь гадать, о чем я думаю, даже если я не смогу говорить, ты можешь просто поглядеть на мою ладонь и принять эти два слова близко к сердцу. Это американская поговорка. Полагаю, ты вполне понимаешь ее смысл?
– Ты даже не представляешь, – шепчет Аашиф, и впервые Итан замечает в его глазах необузданные эмоции. Сквозь страх заставляет себя отметить собственное удовлетворение от того, что сломил хладнокровие этого монстра, понимая, что это может быть единственным мгновением победы в этом брутальном взаимодействии.
– Вообще-то представляю, – отвечает Итан. – Ты будешь пытать меня, ломать и в конце концов прикончишь. Я в точности представляю, что предстоит. У меня есть только одна просьба.
Это вызывает тонкую усмешку.
– Какая?
– Хватит мне рассказывать, какой ты крутой мужик, слышь, говна кусок. Валяй, покажи-ка мне это.
* * *
И Аашиф показывает. Весь день.
* * *
Сколько-то часов спустя Итан вдруг приходит в сознание.
Аашиф ставит пузырек с нюхательной солью на стол рядом с ножами.
– Добро пожаловать обратно. Ты себя видел? – спрашивает он у Итана.
Итан утратил всякое представление о том, сколько находится здесь, в комнате с бурыми стенами без окон, смердящей смертью и тухлой кровью.
– Посмотри на свою ногу. – Лицо Аашифа покрыто бисеринками пота. – Я сказал, посмотри на свою ногу.
Когда Итан отказывается, Аашиф сует свои окровавленные пальцы в глиняный сосуд, зачерпывая горсть соли.
И швыряет ее на ногу Итана.
Вопли сквозь кляп-мячик.
Страдания.
Беспамятство.
* * *
– Ты понимаешь, насколько безраздельно я теперь тобой владею, Итан? Как я всегда буду тобой владеть? Ты меня слышишь?
Сущая правда.
* * *
Итан перенес себя в другой мир, стараясь удержать вереницу мыслей, ведущих его к жене, рожающей их первенца, а он с ней в больнице, но боль упорно влечет его обратно к настоящему.
* * *
– Я могу положить этому конец, – мурлычет Аашиф ему на ухо. – Но могу и поддерживать твою жизнь много дней напролет. Как мне вздумается. Я знаю, что это больно. Я знаю, что ты испытываешь такие страдания, каких и вообразить не мог. Но учти, что я пока поработал только над одной ногой. И в этом я очень хорош. Я не позволю тебе истечь кровью до смерти. Ты умрешь только тогда, когда мне этого захочется.