Бледный.
Бегущий, словно призрак, посреди улицы, преследуемый троицей одетых в черное мужчин с мачете.
Она знала, что дело идет к этому, думала, что подготовилась к этому, насколько могла, но увидев его во плоти – его страх, его панику, его отчаяние, – была вынуждена прикусить губу, чтобы не окликнуть его.
Я наблюдаю его казнь.
Итан скрывается из виду, устремившись к зданиям, выстроившимся вдоль Главной улицы, и осознание прошивает ее, как заряд картечи сразу из двух стволов в грудь: она видит его в последний раз, потому что не пойдет в дом на Первой авеню, чтобы лицезреть то, что от него останется, увидеть, как изувечили ее мужа, отца ее сына.
Все больше людей наводняют улицы, целыми толпами поголовно мчась по направлению к Главной.
Несмотря на унылую погоду, царит карнавальная атмосфера, все чаще и чаще попадаются на глаза костюмы – несомненно, приготовленные заранее.
Хотя никто никогда не заговаривает о красном дне, она знает, что некоторые вожделеют по звонкам телефонов.
Ради возможности сорваться с цепи в самые глухие часы ночи.
Пустить кровь.
В прошлый раз они с Беном присоединились к шабашу – будто у них был выбор – и хотя и не проникли в око бури, на деле забившей Билла Эванса до смерти, периферия их все-таки захватила.
Она собственными ушами слышала его вопли и мольбы посреди маниакального гогота и глумления толпы.
После весь город гулял на Главной улице до рассвета – алкоголь лился рекой, фейерверки взрывались, все плясали, пели, пировали – и хотя она не могла сдержать омерзения перед всем этим, дух бесспорного единства витал над толпой, напоив сам воздух, будто электричество.
Все обнимались.
Ликовали.
Ночь человечности со всеми ее пороками, радостью и безумием.
Празднество в аду.
За ее пять лет в Заплутавших Соснах было всего четыре красных дня.
Сегодня будет пятый.
Тереза утирает лицо и отворачивается от окна.
Тихонько пробирается по скрипучим доскам пустого чердака, осторожно выбирая, куда ступить. Если она разбудит Бена и он увидит, что красный день в разгаре, то захочет выйти на улицу, присоединиться.
Она спускается по раздвижной чердачной лестнице, складывает ее и вместе с люком убирает обратно в потолок.
Так странно стоять на втором этаже этого тихого дома, учитывая, что происходит снаружи.
Пройдя по коридору, останавливается у открытой двери комнаты Бенджамина.
Он спит.
Двенадцать лет, и с каждым днем все больше и больше походит на отца.
Глядя на него, она гадает, станет ли Итан кричать, когда его наконец настигнут.
Услышит ли она его?
И если да, сможет ли это вынести?