Выйдя, мы подвели итоги тому, что узнали от Труба. Андре запоздало пытался оправдаться в неудаче теории:
— Все же кое-что новое есть. Я имею в виду предания о происхождении четырехкрылых.
— Нас интересуют галакты, а знаний о них не добавилось, — сказал я. — Такие предания имеются всюду, где работящие существа разрешают оседлать себя паразитам. Разве ты не знаешь, что лучший способ оправдать собственное тунеядство — объяснить его божественностью своей натуры? Все подлое издавна валят на божество.
— Труб хороший, — сказал огорченный Лусин. — Не паразит. Красивый. Очень сильный. Сильнее всех ангелов.
28
Впечатление от следующих гостиниц слилось в смутное ощущение чего-то утомительного. Я понимал, что человеческая двуногая одноголовая форма лишь одна из возможностей разумной жизни, и был готов к любым неожиданностям. Даже когда мы беседовали с существами, на три четверти состоящими из металлов, и студенистыми мыслящими кристаллами, погибающими от света, я не удивлялся. Можно и так, говорил я себе. В природе существует могучий позыв познавать себя. А каким способом она осуществляет самопознание — игра обстоятельств.
Вечером мы с Ромеро гуляли по Оре.
Недвижное солнце утратило дневной жар и потускнело, превращаясь в луну. Три четверти диска вовсе погасло, луна было на ущербе. Звонкий днем воздух, далеко разносивший звуки, глохнул, звуки преобразовывались в шумы и шорохи, зато густели ароматы. Цветы запахами хватали за душу, как руками. У меня немного кружилась голова. Ромеро помахивал тростью, я рассказывал, какие мысли явились мне при знакомстве со звездожителями. Ромеро возмутила моя покладистость.
— Чепуха, друг мой! Все эти ангельские образины, змеелики и полупрозрачные пауки не больше чем уродства. С уродствами я не помирюсь. Раньше я не очень восхищался людьми, теперь я их обожаю. Знакомство со звездожителями доказало, что человек — высшая форма разумной жизни. Только теперь я понял всю глубину критерия: «Все для блага человечества и человека».
— Разве против него кто спорит?
— Вы ошибаетесь, — сказал он сумрачно. — Мне не нравится настроение вашей сестры. Я хочу сделать вам одно предложение. Она нам обоим дорога. Давайте образуем дружеский союз против ее опасных фантазий. Вы удивлены — какой союз? Слушайте меня внимательно, мой друг!
Опершись на трость, он торжественно проговорил:
— Я не влеку вас в неизведанные дали, наоборот, отстаиваю то, что уже пять столетий считается величайшей из наших социальных истин. Хочу восстать против того, чтобы забывали о человеке ради полуживотных, моральных и физических уродцев… — Отвращение исказило его лицо. Мне многое не нравилось в звездожителях, но ненависти они не вызывали.