И вот в казематах Алексеевского равелина разместились новые «гости». Ими были: «всклепавшая на себя имя Елизаветы», два поляка — Доманский и Чарномский, служанка Франциска Мешеде и четыре камердинера. Допросы начали с этих последних, и, таким образом, у Шахерезады имелось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и осознать свое положение. Сказать по правде, за те два месяца, пока корабль Грейга шел из Ливорно в Кронштадт, у нее тоже было довольно времени, однако она никак не могла заставить себя принять свое новое положение.
Сначала она не допускала мысли, что возлюбленный оказался предателем. И спустя день или два получила доказательства, что не зря верила Орлову. Шахерезаде в ее корабельном заточении было доставлено — как бы тайно — от него письмо.
«Ах, в каком мы несчастии! — писал граф Алексей Григорьевич по-немецки. — Но не надо отчаиваться, будем терпеливы, и всемогущий Бог не оставит нас. Я нахожусь в таком же печальном состоянии, как и вы, но преданность моих офицеров подает мне надежду на освобождение. Что касается адмирала Грейга, он будет оказывать нам всевозможную услужливость. Мне остается просить вас, чтобы вы берегли свое здоровье, а я, как только получу свободу, буду искать вас по всему свету и отыщу, чтобы служить вам. Только берегите себя, об этом прошу вас от всего сердца. Целую ваши ручки».
Подписи не имелось. Шахерезада решила, что возлюбленный не подписался из осторожности. Так оно и было, но осторожность графа была иного свойства. Немедленно по написании этого насквозь лживого письма он сообщал императрице:
«У нее есть моей руки письмо на немецком языке, только без подписания имени моего, что я постараюсь выйти из-под караула, а после могу спасти ее».
Письмо Орлова имело эффект живой воды. Буквально умиравшая от тоски молодая женщина мгновенно ожила и теперь уповала только на лучшее.
Она так сильно любила Орлова, что подозрение о его рассчитанном коварстве не могло даже зародиться в ее голове.
Бог знает, чего больше — милосердия или жестокости — было в том, что граф Алексей Григорьевич продолжал поддерживать в душе Шахерезады надежды на его любовь и наилучший исход. Скорей всего, о ее душе он мало думал. Ему было главное доставить в Петербург в целости и сохранности ее тело. Зная «отважную и отчаянную натуру» своей бывшей любовницы, он опасался, что Шахерезада решится наложить на себя руки. И решил подать ей надежду на освобождение, заставить жить — ведь Екатерина желала видеть самозванку живой!
Кроме всего прочего, Орлов знал, что его любовница больна чахоткой. Поэтому он приказал Грейгу взять на борт особого врача, который должен был заботиться о здоровье пленницы. Далее он велел доставить на корабль порядочный запас книг, которыми Шахерезада могла развлечься в долгом пути.