А между тем глухой, невнятный слух о существовании Амазонки продолжал носиться по армии. Все говорили об этом, но никто ничего не знал. Все считали возможным, но никто не верил. Александрову не один уже раз рассказывали его собственную историю со всеми возможными искажениями: один описывал Амазонку красавицей, другой уродом, третий старухою, четвертый давал ей гигантский рост и зверскую наружность… И так далее.
Судя по этим словам, Александров мог быть уверен, что никогда ничьи подозрения не остановятся на нем, — и спокойно продолжал сражаться дальше.
За годы службы к формуляру «товарища Соколова», ныне Александрова, было добавлено, что «в Пруссии противу французских войск в сражениях за отличность награжден знаком отличия военного ордена Св. Георгия 5-го класса».
Когда началась Отечественная война 12-го года, Александров был уже подпоручиком Литовского уланского полка, и с этим полком он прошел весь путь русской армии от границы до Тарутина. Формуляр гласит:
«1812 года противу французских войск в российских пределах в разных действительных сражениях участвовал. Июня 27-го под местечком Миром, июля 2-го под местечком Романовом, 16-го и 17-го под деревнею Дашковкою, августа 4-го и 5-го под городом Смоленском, 15-го при деревне Лужках, 20-го под городом Ржацкою Пристанью, 23-го под Колоцким монастырем, 24-го при селе Бородине, где и получил от ядра контузию в ногу».
После Бородинского сражения Александров получил чин поручика, и в то время, как русская армия, оставив Москву, шла на запад, он служил ординарцем самого Кутузова.
Подлечив немного контуженую ногу в родительском доме, он вернулся в армию и в составе своего полка участвовал в боях в Польше и Германии.
В 1816 году — после десяти лет службы — Александров вышел в отставку в чине штабс-ротмистра.
Пожив в Петербурге, затем в Сарапуле и Елабуге, «от нечего делать» Александров начал писать — сначала просто для того, чтобы отправить свои заметки Пушкину и дать ему материал для нового романа. Однако поэт пришел в такой восторг от этого материала и стиля, что в конце концов записки вышли под ее фамилией — Надежды Дуровой.
Это произошло против ее воли — она-то хотела зваться Александровым до смерти! Она и после публикации не желала признавать своей женской сущности, от которой совершенно отвыкла. Ходила в мужском костюме и сердилась, когда ее называли Надеждой Васильевной или сударыней. Хорошо, что она так никогда и не узнала, что ее завещание, согласно которому ее должны были называть при отпевании Александром Александровичем Александровым, было нарушено священником: в панихиде ее поименовали рабой божьей Надеждой.