На часах шесть, и стрелка медленно перемещается к семи. Семь. Перечитываю досье на доктора Галлахер, записи Эллиса и жду телефонного звонка, но опять безрезультатно.
Моронг может тянуть несколько дней.
Подобные затишья – часть любой работы. Чем же это отличается от остальных? И все же я чувствую разницу. Она есть и уже начинает снедать меня.
К восьми я понимаю, что не могу больше сидеть и ждать. Накинув пальто, спускаюсь вниз и иду вдоль по улице навстречу потоку спешащих домой людей. Дождь со снегом прекратился, но ветер пронзает, острый, как нож. Что я здесь делаю? Куда иду? Полюбоваться рекой? Купить молока? Я сама не знаю.
У дверей одной из контор стоит худенькая девочка-подросток в тонком плаще и курит, повернувшись ко мне спиной. Поравнявшись с ней, я замечаю, как что-то выпадает из ее сумочки на асфальт.
Это дешевый браслет. Останавливаюсь и, подняв его, обращаюсь к девушке:
– Извините, вы уронили.
Она поворачивается ко мне вполоборота, и я вижу, что передо мной стоит племянница Моронг.
– О-ох, та, та, – бормочет она и, почти не разжимая бледных губ, произносит: – Завтра.
День 17: пятница – день 18: суббота
ЙОХАНССОН
Ночь была похожа на предыдущие: боли в груди, сломанная рука, несколько пьяных подонков, побелевших от количества выпитого. На каталке привезли тощего старика, пытавшегося стащить что-нибудь с ближайшего стола с инструментами. Йоханссон наклоняется, снимает с коляски тормоз и отвозит нового пациента на безопасное расстояние. («Извини, дедуля».) Старик смотрит на него с недоумением. Дрил замер на стуле и даже не моргает, Винни ест банан и рассуждает о том, чем займется, когда выйдет на свободу, Кейт всецело погружена в работу, она молчаливо и сосредоточенно занимается больным, словно он самый важный для нее человек на всем белом свете.
Кейт не садится отдохнуть, даже когда наступает затишье: вытаскивает из шкафов материалы и пересчитывает, переписывает, сверяясь с бумагами, пишет новые, стараясь заполнить пустоту административной работой, придерживаясь ритма вечного двигателя. Йоханссон видел, как подобное происходило с другими, порой с ним самим. Работать, работать, работать до изнеможения, пока не останется сил на воспоминания, пока мелочи настоящего не заполнят все пустоты в голове, не оставляя места прошлому.
В субботу утром Кейт направляется наверх, в свою комнату. Он ждет, когда стихнет звук шагов и скрипнет кровать, но этого не происходит. Наконец, Йоханссон одевается и выходит на улицу. У ворот его поджидают два человека – хвост, – притопывая ногами от холода, они курят. Он кивает им, и они кивают в ответ. Ему удается оторваться метров на двадцать, прежде чем они бросают сигареты и не спеша устремляются следом.