Клуб закрыли рано — в три часа утра; завершили субботний вечер цветистым росчерком — последним танцем Софии, последним шансом собрать чаевые. Сверхприбыли всех и каждого пошли в прощальную складчину для Софии. Девушки отменно потрудились, подстегиваемые предстоящей вечеринкой, выкладывались перед клиентами, чтобы отдать заработанное Софии, при том что каждая отлично ведала о более ценном вложении карманных денег. Стоило последнему посетителю взобраться, спотыкаясь, по лестнице и выйти на улицу, как танцовщицы вымыли бокалы, вытерли столы, зажгли новые свечи, выровняли стулья, откупорили шампанское и веселье началось всерьез. Девушки ради праздника принарядились, а Денни танцевал для них под «Разденем босса догола». Он репетировал с Каролиной по утрам всю неделю, Джозефа и трех других вышибал привлекли в соучастники. Силком затащили, говорили они, но Каролина шепнула, что Джозеф упивался каждой минутой выступления. Софию завалили подарками — для ребенка, для нее лично, для дома и на счастье. Подарками в расчете на скорое возвращение — в виде малюсенького сексуального нижнего белья, одежды, которую София уже и забыла, как надо носить. Ей надавали обещаний — и София не сомневалась, что некоторые будут выполнены; остальные предложения были слишком пьяными, чтобы вспоминать о них на следующий день, а тем паче через полгода, когда ей понадобятся няньки-добровольцы. Но обещания давались от всей души, как и прочие пустые клятвы и признания в вечной любви, — со святой верой в каждое произносимое слово.
Выпивка, смех, танцы. Четверо девушек танцевали по-настоящему. София, Хелен, Сандра, Каролина танцевали для себя, резвились и веселились. Впрочем, так было всегда, независимо от того, для кого они танцевали, но сейчас они были свободнее, чем когда-либо. Танцевали друг для друга. Я показываю, ты повторяешь, следи за мной, а потом давай сама, а потом она, и снова мы, и опять я. Танцевали то, чем для них танец был изначально, прежде чем он стал работой, прежде чем стал карьерой. Когда движение было самым главным. Когда еще и в помине не было стертых в кровь пальцев, растянутых связок, аплодирующей публики и довольных клиентов — лишь собственное удовольствие. Танцевали так, словно тело участвовало в игре, в одной большой игре. Двигались на виду у завороженных соглядатаев и не обращали на них внимания, не смотрелись ни в чьи глаза, только в свои. Танец ради радости танца, райский танец, никаких уловок, целиком здесь, в вихре, удерживая время в пространстве, покуда музыка терпит, и без передышки, пока не кончится то, ради чего стоит продолжать. Четверка наконец устала. Одна за другой девушки повалилась на стулья, оставив Софию одну. Сольный танец, неподвижный танец — и все же танец. София длит мгновение — украшение мелодии — и валится на пол под убывающий ритм, умирающий ритм, еле живая.