Потом слезы, поцелуи, смех, Джозефа рвет — он перебрал водки, но он все равно обещает не оставлять Софию в беде; Сандра рыдает над последней серией своей любви, в которой вожделенная натуралка опять ее бросает; Хелен отваливает домой к спящим детям и усыпительному наркотику; Денни и Каролина клянутся друг другу в вечной пьяной страсти. Наконец все взбираются по темной лестнице и каждый вываливается в свой собственный рассвет. София до сих пор точно не знает, с какой стороны встает ее солнце.
Поздней ночью или почти днем София махнула таксисту Мэтту и попыталась впервые в жизни завести с ним беседу.
— Привет, Мэтт.
Если он и удивился ее смелости, то виду не подал. Мэтт глянул на Софию в полуоткрытое окошко и промолчал, кивая головой в такт Джиму Кройсу.
София запихнула подарки и пакеты на заднее сиденье, потом уселась сама.
— Крауч-Энд, пожалуйста, Вест-Хилл… ну да ты знаешь.
Пожатием плеч Мэтт выразил согласие, завел машину, и они поехали.
Ни один из них не заметил молодого человека, наблюдавшего из темного угла, как они отъезжают.
Устроившись среди пакетов и надорванных подарочных оберток, София сообщила:
— Сегодня — мой последний день на работе.
Мэтт не сводил глаз с дороги, игнорируя попытки Софии поймать его взгляд в зеркале.
— Я беременна. Потому и ушла с работы. Не могу больше танцевать. По крайней мере, пока не рожу. Впрочем, скоро обратно вернусь.
Мэтт переключил передачу, увеличив скорость.
София выждала пять минут и попыталась снова:
— Извини, мы обычно не разговариваем, мне никогда и не хотелось поговорить. То есть не то чтобы совсем никогда, но не после смены — точно. Но сегодня я немного взволнована, и, наверное, мне грустно оттого, что все кончилось. Моя работа. На время. И когда она возобновится, хрен знает. Вот уж не думала, что этот день наступит. Не верила, что наступит. — София посмотрела в окно, мимо проносился Риджентс-парк. — Ну… в общем, Мэтт, я ухожу. И больше тебя не увижу. Некоторое время. Да?
Мэтт молча включил радиосвязь, по которой диспетчер передал ему заказ — Мусвелл-Хилл. София откинулась на спинку сиденья, не зная, то ли аплодировать упорству с которым он следует установленному обычаю, то ли злиться на его нежелание хотя бы раз нарушить обет молчания. К тому времени, когда он высадил ее, София решила, что Мэтт прав, а она повела себя как идиотка, норовя его разговорить. Она чувствовала себя страшно неловко, но Мэтта нельзя было не поздравить с несгибаемой стойкостью, с которой он следовал собственным правилам.
Получив квитанцию, София протянула ему двадцать фунтов чаевых: