Желнов: А почему все-таки скинули? За тунеядство?
Бобков: Сейчас я к этому не возвращаюсь. Выгнали – и выгнали.
Желнов: Ну, почему все-таки? Что он такого сделал против Конституции СССР по линии пятого правления?
Бобков: Да ничего он не делал по линии пятого правления, по линии Конституции.
Желнов: А за что же тогда пострадал?
Бобков: Он же сам уехал, его же не выселили.
Желнов: Вынужденно, все-таки.
Бобков: Да ну, что ты! Он сам уехал, он просто создавал такую ситуацию вокруг себя. Он уехал сам, чего его выселять? Кто его выселил? Нужно вам сказать вообще, кто кого выселял. Единственного человека, которого выселили из страны, это был Солженицын. Его – да, выселили. Но это был единственный.
Желнов: За что?
Бобков: За что? Потому что он начал писать против советской власти.
Желнов: То есть за книги, получается, его выслали?
Бобков: Да, его выслали, чтобы он писал там…
Желнов: Вот за литературу высылали. Вы считаете, это нормально то, что человек писал книги, и его высылали из страны? Сейчас, может быть, как это видится?
Бобков: Видите ли, дело не в этом, что он там писал. Если он писал литературу, писал книги, но он писал книги в противовес советской власти, то есть той власти, которая существовала в стране. Зачем ему здесь жить?
Желнов: Если он писал неправду, это можно было изъяснить и доказать.
Бобков: Кому объяснить? Ему?
Желнов: Тем, кто мог эти книги читать.
Бобков: Это рассказывали, объясняли.
Желнов: А он не имел на это права как писатель? С художественной точки зрения.
Бобков: Кто?
Желнов: Солженицын.
Бобков: Вообще, что вы можете мне сказать, что у него есть хорошего? То, что он писал… макулатура эта. Вы можете его прочесть?
Желнов: Да.
Бобков: И как?
Желнов: Мне нравится язык.
Бобков: Нравится?!..
Желнов: Мог писатель оппонировать советской власти и при этом быть не запрещенным и не преследуемым?
Бобков: А что, таких не было разве?
Желнов: А кто, например, на вашей памяти?
Бобков: Были люди, писали. Сейчас уже все выветрилось из головы.
Желнов: Вы не задумывались, что первая жена Солженицына, Наталья Решетовская, опорочила мужа своего, назвав его чуть ли не агентом, человеком, который предал. Ее книга вышла после кампании против Солженицына. Как так могло получиться с советским человеком, что он мог опорочить своего мужа публично?
Бобков: Видите ли, это ее вопрос. А насчет «опорочить» – я слово это не употреблял. Если она решила написать такую книгу и таким образом, то почему опорочить? Она писала то, что она считала нужным для себя. Это ее вопрос. Я не могу просто так сказать, почему и как, но я считал, что это ее был взгляд на ту обстановку, о которой она писала.