— Мне сказали, что вы обозначили основные правила для интервью, — начал он, принимая из ее рук чашку. — Позвольте мне открыть карты. Существует много журналистов, действующих на меня не менее тошнотворно, чем на вас. Но я поступаю иначе. Вы сказали, что будете говорить со мной, и вот я здесь. Вы оцените мою прямоту, когда прочитаете интервью в газете, сейчас же я предлагаю вам выйти из-за баррикад и тем самым облегчить мне жизнь.
Она скривила губы.
— Подготовленная речь?
— Нет, инстинктивный ответ на пару выпадов. Я не обидчивый, но сейчас чувствую себя как в бою.
— Да, вероятно, и я об этом сожалею. Сегодня утром я очень нервничала. Извинения приняты?
— Конечно, это вполне понятно.
— Хотите выйти из дома и войти снова?
Малтрэверс ухмыльнулся.
— Не стоит заходить столь далеко. Простите, вы ведь Дженни Хилтон, не правда ли? Можно с вами поговорить?
Она засветилась широкой улыбкой.
— Хотите получить автограф?
— Пожалуйста, напишите «С любовью к Гусу».
— Я никогда не пишу «с любовью», но могу написать «с наилучшими пожеланиями».
— А поцелуй? Я и правда хочу, чтобы вы меня поцеловали.
— Не торопите события. — Она протянула руку в знак примирения. — Ну ладно, я не нервничала, я до смерти боялась. Я так давно ничем таким не занимаюсь.
— Вы не пропадете.
Малтрэверс достал карманный магнитофон и поместил его в центре стола, разделяющего их.
— Давайте договоримся. Если какой-нибудь из моих вопросов покажется вам неудобным, скажите мне, чтобы я выключил магнитофон, и мы поговорим просто так, не для протокола.
Она недоверчиво покачала головой.
— Вы не шутите? Как это вам удавалось сохранить место на Флит Стрит?
— Вы, видимо, сталкивались только с худшими из моих коллег. Не все прошибают лбами двери и разносят ложь.
Дженни устроилась на кресле поудобнее.
— Докажите!
Получив преимущество в дебюте, Малтрэверс перешел к собственно интервью, начав его с вопросов, на которые и сам знал ответы, но они заставили Дженни Хилтон разговориться, и он почувствовал, как сходит ее напряженность. Она объективно и критично отозвалась о своей работе и проявила тонкость в оценке шестидесятых годов и знаменитостей тех лет. Он получил больше ценного материала, чем поместилось бы в интервью. Некоторые могут говорить часами, а потом, прослушивая их, едва отыщешь пару строк, которые можно воспроизвести дословно. Другие словно созданы для того, чтобы их слова записывались.
То циничная, то трогательная, очень ясная речь Дженни делала ее лучшей представительницей последних. Только когда вопрос коснулся ее внезапного исчезновения, она стала уклончивой. Малтрэверс осторожно подступал к этой теме, но она в конце концов покачала головой.