В пальцах Кати хрустели стебли травы и цветов.
Костя смотрел на мелькавшую в темноте белую кофточку. «Теперь только бы она согласилась — брошу все и буду работать», — думал парень.
…В полночь Костя дописал записку Кате, в которой изложил все, что не мог сказать на словах. Последние строки он подчеркнул пунктиром:
«Катюха, мне очень даже неловко за свое беспризорничество. Ведь еще в деревне я хотел в комсомол, но сколесил до самой Украины и засорил себе дорогу. Я бы давно подал заявление, но как подумаю, что ребята будут смеяться, так и руки опускаются. Ты тоже будешь на собрании, а мне не хочется, чтобы при тебе позорили.
Ты меня выдернула из блатной ямы, но, наверно, чувствуешь, что я был блудным. А поэтому и не желаешь со мной…»
Он уснул в клубе, хотя до общежития нужно было пройти всего через улицу. Катя несколько раз перечитывала записку. Она шагала по комнате, задевая головой шнурок, которым была подведена к столу электрическая лампочка. Затем садилась на стул и опускала голову на подставленные ладони. Ее то знобило, то бросало в жар. Прошел день.
— Дурной, — шептала она, — а пишет-то как.
Два года тому назад она увлекалась студентом, отбывающим на Улентуе трехмесячную практику, и теперь с противным чувством вспоминала эту внезапно вспыхнувшую первую привязанность шестнадцатилетней девчонки. Студента возбуждали свежесть, здоровье и задор Кати. Но с первых же встреч она поняла, что залетному гостю нужны только временные утехи. Это были первые разочарования девушки. Студент высмеял ее суждения о том, что всякая женщина может отдаваться только мужу, и тем самым оскорбил ее беспорочное понятие о любви.
— Подумаешь, тургеневская барышня, — сказал он. — Нет, комсомолка ты липовая. Это мещанство, притом мещанство провинциально-таежное. А если ты до сорока лет не подыщешь подходявого мужа, значит, останешься невинностью, христовой невестой! Чертовщина! Пеленками и зыбкой обзаводиться не намерен, когда еще три года нужно тянуться до инженера. Хорошо, если бы ты работать умела и поддерживала наш бюджет. А то засядешь в одной душной комнате с ребенком и задрипаешься. Нет, извини, надо учиться, а тут будет пищать: кува, кува!..
Больших усилий Кате стоил разрыв.
Удержавшись от соблазна, она получила выговор от бюро комсомола за упущение по работе, заболела. Но упругий характер северянки, воспитанной в сиротстве, не сломился. Тайно для себя она решила учиться.
«Я им докажу, что не всякая женщина может заниматься птичьими браками, — думала она, вспоминая белобрысого студента, которого сразу возненавидела, — назло всем добьюсь до вуза, и тогда посмотрю. Начхать на этих вертлявых ребят!»