– Данила?! Сынок?
– Пап… пап… папуль… я тебя ищу… ты где, пап? Ты…
Милый, дорогой сердцу голосок. Его, Топоркова-младшего, глазенки, черты лица, цвет волос.
– Данюш!
Образ ребенка вдруг стал исчезать в кружении «смерча», вместо него всплыл юноша в кожаной куртке, штанах защитного цвета, боевой перчатке на левой руке. Он жестом показывал, что идти нельзя, нужно стоять и не делать шаг. И мимика добрая и приветливая. А еще очень знакомая. Странно. Кто этот парень? Откуда? Почему так знакомо его лицо и глаза? Почему он запрещал идти?
– Ты кто-о? – послал мысленный импульс воспаленный мозг Никиты.
– Я сын твой, батя. Я-а твой сы-ын! – прошептали губы знакомого незнакомца. – Ты где, отец? Я ищу тебя-я…
Аномалия завертелась быстрее прежнего, даже загудела от увеличившихся оборотов спиралевидного потока. Видения стали мельтешить, исчезать, не успев появиться, стонать и расплываться в жуткие картины. От скорости вращения в цветном столбе образовалась одна– единственная картинка. Красивая, но холодная. Лес на краю огромного болота. Туман клубится по углам кадра, кое-где пузырится ряска, ни ветерка, ни солнечного света. И на переднем плане округлая голограмма в мягком зеленоватом свечении над открытым окошком чистой воды среди мутной трясины. К которому откуда-то из-за края пейзажа тянется хиленькая гнилая гать. Никита прищурился, пытаясь сфокусировать зрение. Не гать, а деревянный помост: кривоватый, старый, хлипкий. Картинка провисела еще секунды две и исчезла. Больше видений не было, а «смерч» продолжал гудеть и вращаться, извиваясь, словно, танцовщица сальсы.
Майор долго стоял как вкопанный в растерянности; вышел из забытья, вздрогнув от близкого писка крысака. Мутант величиной с добрую кошку взобрался на обломок бетонной плиты и принял агрессивную позу. Еще мгновение, и он бы прыгнул на человека. Черно-серый, с рыжими подпалинами и слипшимися грязными клочками шерсти зверек с полной пастью кривых клыков и острой мордой оскалился и напружинился.
Никита дернул плечом, перехватывая самоделку и отпуская посох из рук. Секунда, и ствол колбы-поршня уставился на крысака. Впрочем, мутанта это не испугало. Здесь, в недрах АЭС, местные мутанты не знали огнестрельного оружия и его опасности, зато пахло свежим мясом и кровью. И зверь прыгнул.
Обильная струя кислоты встретила его выпад, опрокинула, повергла наземь, вызвав дикий визг. Тушка забилась у ног майора в конвульсиях, буравя пыльный мусор и разметая песок. Едкая жгучая жидкость попала не только на морду и тело мутанта, но и в открытую пасть и выпученные зенки. Теперь его плоть шипела и тлела, издавая сильную вонь, рычание и визг превратились в затихающие стоны. Никита не стал дожидаться конца агонии, перешагнув крысака, взобрался на кучу щебня с торчащей балкой. Темень снова покрыла все пространство вокруг, подсвечивающий «смерч» остался позади, а недалеко впереди пылало «огниво». Для дальнейшего продвижения все равно требовался свет. Оставалась надежда на факел, которым разведчик тут же и воспользовался. Иначе в этой темени и не выжить!