36) Энергия. По одной из версий, эктоплазменное тело Павла, связанное с Инженерным замком, получает прямое питание из электрического распределительного щитка, установленного в стене прямо над местом убийства. Возможно, именно это объясняет расцвет Идиллиума, о котором сообщают Смотрители последних трех десятилетий – а также хронический перерасход электроэнергии, отмечаемый местной подстанцией.
37) Многочисленные словесные заимствования из современного русского (часто с полной заменой оригинального смысла). Пример – слово «однопалочница» в Идиллиуме имеет два значения: «женщина, играющая на большом барабане с помощью единственной колотушки» (нейтр., редк.) и «женщина, почитающая из Трех Возвышенных одного только Павла» (нейтр., оч. редк.). В ветхом значении – живущая развратом красотка, которая выезжает в гости минимум на два часа, но дозволяет лишь одно объятие, чем в два раза поднимает отпускную цену (осужд., оч. распр.).
Это была последняя страница. Перевернув ее, я бросил скоросшиватель на пол кабины. Монгольфьер чуть накренился, словно ощутив всю заключенную в папке тяжесть. Однопалочницу, конечно, не под силу было придумать слабому человеческому уму. Такое могло существовать только на самом деле.
Никколо Третий тоже переживал, когда Алексей Николаевич обозвал его призраком. Мало того, он собирал приводимые тем доказательства своей призрачности в специальную черную папку – переданную мне с остальным его архивом после Saint Rapport, когда я официально сделался новым Смотрителем. Теперь я жалел, что взял эту папку в дорогу. Мне опять стало страшно – и выхода из моего страха не было.
– О чем думаешь? – спросила Юка. – Опять о том, что ты призрак?
– Да, – ответил я.
– Успокойся, милый. На самом деле ты происходишь от кареты. И скоро увидишь свою мамочку.
Я почувствовал, что обида почти вытеснила мой страх. Юка, впрочем, была права – мы приближались к Железной Бездне. Карета Смотрителей хранилась там.
– Ага, – сказал я вяло. – Тут ты меня поддела.
В последнее время я все чаще брал себе за образец Никколо Третьего, успевшего перед смертью дать мне ценнейший урок поведения в подобных обстоятельствах. Никаких колкостей в ответ, только снисходительное добродушие, как с ребенком.
Никколо Третий, несомненно, в совершенстве постиг искусство общения с женщиной: именно подобная непробиваемость и задевала Юку больше всего. Моя покорность как бы подразумевала, что после победы над Великим Фехтовальщиком я просто не чувствую уколов ее вязальной спицы – или воспринимаю их как освежающую щекотку.