Егорычев остался стоять.
Чтобы подчеркнуть это обстоятельство, Мообс намеренно громко обратился к своему покровителю:
— Сэр, мистер Егорычев не хочет присоединиться к нашей молитве!
— Господи! — благочестиво промолвил капитан Фламмери, задрав свою длинную физиономию к темно-синему небу. — Прости моему молодому другу и твоему рабу мистеру Егорычеву его невольное прегрешение!
Получилось не только благочестиво, но и в высшей степени человеколюбиво.
Теперь глаза островитян были вопросительно устремлены на Егорычева.
«Один — ноль в пользу старикашки!» — отметил про себя Джонни Мообс.
— Не беспокойтесь, друзья, — сказал Егорычев островитянам. — Я знаю истинную цену вашей молитвы не меньше мистера Фламмери. У меня имеются средства в тысячи тысяч раз посильнее молитв, чтобы помочь вам выяснить, кто виновен в гибели Яго…
Средства посильнее молитв! Островитяне посмотрели на Егорычева с нескрываемым интересом.
Фламмери решил молча проглотить преподнесенную Егорычевым горькую пилюлю. Он цыкнул на Мообса:
— Не размазывать! Делаем вид, будто все в порядке. У нас еще все впереди!
«Счет один — один, — подвел про себя итог Джонни Мообс. — Ведет Егорычев».
Преподобный отец Джемс поправил сползшие на самые кисти кожаные браслеты, откашлялся и снова призвал свою паству:
— Повторяйте за мной! Пресвятый боже!..
— Пресвятый боже!.. — хором повторили все, кроме Егорычева.
— Помоги нам найти.
— Помоги нам найти…
— Розенкранц Хигоат! — крикнул Фламмери, когда с молитвой было покончено. — Где ты, Розенкранц?
— Я здесь! — нехотя откликнулся молодой отщепенец. А он-то надеялся, что о нем в переполохе забыли!
Мообс выдернул его из толпы, как морковку из грядки.
— Возьми головешку и хорошенько раздуй ее! — приказал ему Фламмери.
Розенкранц раздул головешку. Весело потрескивая, заиграло желтое пламя, осветив его широкое лицо. Оно выражало угодливость пополам со страхом перед томившей его неизвестностью.
— А теперь я хотел бы узнать, — сказал Фламмери, — кто из вас, люди Нового Вифлеема и люди Доброй Надежды, возьмется зажечь этой головешкой воду, хотя бы здесь, у самого берега?
Островитяне молчали.
— Значит, никто не может? Гамлет Браун, почему бы тебе не поджечь море?
Гамлет молча пожал плечами.
— А вы, преподобный отец Джемс?
— Разве может вода гореть? — рассудительно отвечал колдун. — Вода вскипает и сразу превращается в мокрый дым.
— Смотрите же, как Розенкранц по моей воле сотворит сейчас чудо! Я только окроплю море священной водой!
Фламмери вынул из кармана бутылку, губами извлек из нее пробку и, присев на корточки, сделал раскупоренной бутылкой несколько крестообразных движений по-над самой водой, чуть слышно плескавшейся у его ног.