— Ох, и парень же вы, товарищ Егорычев! — развеселился Смит и хлопнул его по плечу.
— Если хотите видеть меня живым и здоровым, дружище, хлопайте меня почаще, но не с такой силой! — сказал Егорычев. — Товарищей надо беречь.
— Есть беречь, товарищ Егорычев! — ответил кочегар, с наслаждением повторяя доброе, уважительное и гордое советское слово «товарищ»…
Дважды в день Егорычев и Смит по очереди (за одним только единственным исключением) водили пленных на прогулку. Затем Кумахер стряпал для себя и барона. После приема пищи он тщательно мыл посуду, стараясь растянуть свое пребывание на свежем воздухе, и двери за ним закрывались до следующей прогулки.
Причины, по которым охрана эсэсовцев не поручалась Мообсу и нашим «старшим англосаксам», читателям уже известны. Но Фремденгуту не так-то легко было разобраться в этой загадке. Егорычев, несмотря на свою относительную молодость, играл среди своих союзников роль руководителя. Это Фремденгут уловил сразу, в первый же час их бурного знакомства. Зачем руководителю брать на себя дополнительную нагрузку заурядного конвоира? Уважение к старшим? Нежелание загружать их работой, недостойной их возраста и чина? Но, во-первых, у этого большевика был такой же чин, как и у Фламмери, а во-вторых, у ровесника Егорычева, у этого веснушчатого американца, и вовсе никакого чина не было. Следовательно, дело было не в уважении к старшим. Да и какое может вообще быть особое уважение к некоторой разнице в возрасте или даже чине, раз командование нашло нужным не считаться с этой разницей и назначило начальником младшего по чину или по годам? Лишь только Фремденгут разобрался, в чем дело, его настроение заметно улучшилось. Он перестал мрачно валяться на койке и принялся большую часть суток (это никак нельзя было назвать днем, потому что круглые сутки в их помещении было темно) расхаживать по своей душной келье, обходя углы коек с чуткостью летучей мыши. Он неутомимо шагал взад и вперед по диагонали и сам с собою, не опускаясь до столь тесного общения с каким-то безродным фельдфебелем, обсуждал обстановку и разрабатывал разные варианты плана действий.
Из довоенной переписки с американским представителем кельнской компании «Динамит А. Г.» он имел представление о нраве и политических взглядах Роберта Д. Фламмери из «Аноним дайнемит корпорейшн оф Филадельфия». Их драматическая, встреча и личное знакомство злосчастным утром шестого июня показали ему, что деловые интересы «Аноним дайнемит корпорейшн оф Филадельфия», бесспорно, довлеют у капитана Роберта Д. Фламмери над его неприязнью к Гитлеру и гитлеровской Германии. Это в том случае, если такая неприязнь действительно испытывалась капитаном Фламмери, в чем барон фон Фремденгут, по крайней мере до войны, имел весьма серьезные основания сомневаться. Улыбки и рукопожатия, которыми они обменялись в самом начале их знакомства, улыбки, которыми Фламмери одаривал его каждый раз, когда ему приходилось встречаться, и особенно несколько трусливая (он боялся капитан-лейтенанта!) улыбка младшего американца, который явно ходил под сапогом у Фламмери, — все это придавало барону уверенность, что. еще не все потеряно. Он собирался использовать отчетливо наметившуюся трещину между союзниками, но отнюдь не для того, чтобы таким путем облегчить свое положение в качестве пленного. Он ждал теперь наиболее удобного стечения обстоятельств, которое позволило бы ему покончить заодно и с пленом и с теми, кто его держал в плену.