Я открывал ящики столов, листал книги, даже поднимал ковер, в поисках тайника в половицах. Проверить каждый дюйм в комнате — титаническая работа, и через час я признался в поражении. Я не нашел не только тщательно спрятанных листков из дневника отца, но и дневника самого Уинн-Джонса. Вся моя добыча — странное оборудование, как будто сделанное Франкенштейном, «передний мостик», как называл его отец: наушники, ярды проволоки, тяжелые электрические батареи, быть может автомобильные, стробоскопические легкие диски, бутылки едких химикатов, снабженные этикетками. Вся эта груда находилась в большом деревянном ящике, накрытом портьерой. Я понажимал его планки и, действительно, нашел тайное отделение. Пустое.
Тихо, как только возможно, я прошел по всему дому, заглядывая в каждую комнату и пытаясь интуитивно понять, мог ли Уинн-Джонс устроить в ней тайник. И ни разу ничто не толкнуло меня. Всюду было одно и тоже: запах влажных чехлов, гниющие книги — ужасная атмосфера имущества, которым не пользуются и за которым не ухаживают.
Я спустился вниз. Энни Хайден слабо улыбнулась. — Нашли что-нибудь?
— Боюсь, что нет.
Она задумчиво кивнула, и добавила: — А что в точности вы ищите? Дневники?
— Наверно ваш отец взял их с собой. Обычные годовые дневники. Я не нашел ни одного.
— Никогда не видела ничего похожего, — по-прежнему задумчиво сказала она. — И это действительно странно, уверяю вас.
— Он ничего не рассказывал вам о своей работе? — Я уселся в кресло.
Энни Хайден скрестила ноги и опустила на столик журнал. — Рассказывал. Какую-то чушь о вымерших животных, якобы живущих в чаще леса. Вепри, волки, дикие медведи… — Она опять улыбнулась. — Кажется, он сам в это верил.
— Как и мой отец. Но его дневник испорчен, не хватает многих страниц. Я спросил себя, не спрятал ли он их. Быть может вы получали его письма после исчезновения вашего отца?
— Я покажу вам. — Она встала и подошла к высокому простому шкафу, стоявшему в передней комнате, месте с суровой мебелью, загроможденной всякими безделушками и украшенной неплохими орнаментами.
Шкаф, как и его собрат наверху, был забит всякой всячиной — нераспакованными журналами и выпусками факультетских газет, плотно скатанными и запечатанными скотчем. — Я сохранила их, бог знает почему. Возможно на этой неделе я отнесу их в колледж. Нет никакого смысла хранить их здесь. Вот письма.
Позади журналов лежала груда писем, чуть ли не в ярд высотой, все открытые и прочитанные, несомненно, тоскующей дочерью. — Может быть здесь есть письма от вашего отца, не помню. — Она взяла груду и передала мне в руки. Я отправился обратно в гостиную и битый час проверял почерк на конвертах. Ничего. От долгого сидения на одном месте у меня заломило спину, а от запаха плесени и сырости чуть не тошнило.