Обстоятельства подтверждали это. Как ни грубо были сделаны стол и стулья, оставшиеся в хижине, они все-таки представляли собой известную ценность, особенно для такого бедняка, как Холт. Предполагая поселиться поблизости, он несомненно взял бы их с собой, тогда как для дальнего пути они, конечно, были тяжелы. Но, может быть, он еще вернется за ними?
В таком случае… Нет! Всякая надежда опровергалась предсказанием индианки. И все же я еще раз оглядел хижину в поисках чего-нибудь, что подтвердило бы мои заключения. И вдруг мой взор упал на небрежно сложенный клочок бумаги на краю стола, среди хлебных крошек и обломков курительной трубки. Я сразу узнал в нем листок из моей записной книжки с «завещанием», подписанным сообща мною и скваттером. В первую минуту мне не пришло в голову, что он оставлен намеренно. Я подумал, что скваттер взял его с пня и принес в хижину, чтобы показать своему гостю, и что они, наверное, от души посмеялись над этой памяткой нелепого происшествия. Решив сохранить забавный документ, я взял его со стола и уже собирался положить в записную книжку, когда заметил, что на нем написано что-то еще. Я сразу определил, что почерк женский. Чей же, если не Лилиен? Несомненно, это ее рука водила карандашом с искусством, изумившим и восхитившим меня. И как было не удивляться, что дочь простого скваттера пишет таким красивым почерком и умеет так хорошо и просто выразить в письме столько волнующих чувств! О милые, нежные слова! Руки мои дрожали, я был как в бреду, охваченный горем и восторгом.
В письме были причины и для того и для другого. Оно открыло мне, что я любим, и вместе с тем поведало, что моя любимая потеряна для меня навсегда. Слова привета и слова скорбного расставания. Вот они перед вами, читатель:
«Эдварду Уорфилду
Незнакомец, мы должны проститься, как ни тяжело мне об этом писать. Когда вы просили меня еще раз встретиться с вами, я была счастлива и сказала «да». Но, увы, сэр, этого никогда не будет. Я больше вас не увижу, так как, вернувшись сюда, вы уже не застанете нас. Мы отправляемся куда-то далеко. Я не знаю, как называется это место, потому что это не в Теннесси и даже не в Соединенных Штатах, а где-то на западе, за Миссисипи и прериями. Это место, где добывают золотой песок. Может быть, вы слышали о нем? Я пыталась узнать название у отца, но он не хочет сказать, так как сердит на меня за то, что я говорила с вами. Наш друг, которого вы видели, едет вместе с нами, и тоже ничего мне не хочет сказать. Я думаю все-таки, что скоро узнаю это, и тогда напишу вам. Я очень рада, что моя мать научила меня писать. Конечно, я пишу нескладно, но, если позволите, я пришлю вам письмо в Суомпвилл, как только мы остановимся где-нибудь, и сообщу название того места, куда мы едем. Ваше имя я узнала, потому что оно написано на этом листке. Рядом с ним я поставила свое. Вы на меня за это не рассердитесь? О сэр! Как грустно, что я вас больше не увижу, — ведь отец, конечно, сюда не вернется! Я готова плакать день и ночь и уже очень много плакала. Боюсь, что отец или его друг видели это, потому что оба бранили меня и очень нехорошо говорили о вас. Это мне очень неприятно, и поэтому я стараюсь не показывать, как мне тяжело, что я никогда не встречусь с вами. Отважный незнакомец! Вы спасли мне жизнь, но не это главное. Вы совсем не такой, как все, кого я до сих пор знала. Ваши слова были такими нежными, что я могла бы слушать их вечно. Я помню их все до одного. Они тоже не похожи ни на что слышанное мною раньше. Я очень обрадовалась, когда вы взяли мой цветок и поднесли его к губам. Я подумала, что, может быть, вы станете моим другом. Я ведь очень одинока с тех пор, как уехала моя сестра Мэриен. Человек, которого вы видели у нас, увез ее в те места, куда мы сейчас едем. Может быть, я скоро увижу ее, но это меня не утешит. Я не могу быть счастливой вдали от вас. Извините, сэр, что я решилась все это написать, но мне показалось, что после того, что вы мне сказали, вы не рассердитесь на меня. Слезы застилают мне глаза — надо кончать письмо. Как мне хочется, чтобы вы не сожгли его, а сохранили на память о