— Хотя у вас есть основания думать так, — медленно начал он, глядя прямо в глаза Камилле, — хочу вас заверить, что не имею привычки применять насилие по отношению к женщинам. Более того, я нахожу подобное поведение возмутительным. Но я не могу согласиться с тем, что вы рискуете жизнью ради того, чтобы покарать какого-то ничтожного мерзавца. К счастью, сегодня ваша выходка закончилась благополучно. Но только пока. Как вам известно, дуэли запрещены; к тому же король поручил мне докладывать ему о всех ваших военных подвигах. Как вы думаете, что скажет его величество, узнав о вашем геройстве?
— Исполняйте свой долг и ни о чем не думайте. Я готова отвечать за свои поступки, — нарочито уверенно ответила Камилла.
Сейчас она больше всего боялась, что он заметит, как она вздрогнула, представив себе, как разгневается дед, узнав о ее новой выходке.
— О, какой отважный паладин! — с иронией, которая, однако, не смогла полностью скрыть прозвучавшую в его голосе нежность, воскликнул Филипп. — Что ж, вынужден признаться, я не разделяю вашей беспечности. И мысль о том, что вы подвергнетесь дисциплинарному взысканию, отнюдь не радует.
Филипп смотрел на нее насмешливо и одновременно удивительно ласково. Трепещущая от возбуждения Камилла не могла отвести взгляд от глубоких темных глаз шевалье, которые, казалось, видели все, что творилось у нее в душе.
— Что же делать? — едва слышно прошептала она.
— Полагаю, мы полностью можем положиться на скромность Бискано и Ландрупсена. Остается этот негодяй… Если он заговорит, все пропало. Но он, скорее всего, будет молчать: вряд ли станет хвастаться, что получил свою рану в поединке, причиной которого стало его неуважительное обращение с женщиной; подобные подвиги не украшают мужчину. Поэтому, моя красавица, мне кажется, что нам можно не беспокоить короля!
Камилла подумала, что следовало бы возмутиться, когда Филипп столь непочтительно назвал ее «моя красавица». Но воля ее словно оцепенела: наверное, сказалась смертельная усталость, внезапно охватившая ее и сменившая напряжение боя; впрочем, скорее всего, — причиной тому было присутствие рядом Филиппа, не спускавшего с нее своего колдовского взора. Сделав над собой невероятное усилие, она стряхнула с себя его чары и с вызовом произнесла:
— И чего же вы потребуете от меня в обмен на ваше великодушие? — Голос ее прозвучал горько и зло.
Филипп восхищенным взглядом окинул очаровательную упрямицу: высокий лоб, хорошенький носик, рот, притягивавший его словно магнит. Почувствовав, как знакомая горячая волна начинает захлестывать его, он быстро опустил глаза, чтобы не видеть этих неумолимо влекущих к себе губ.