Услышав мою отповедь, Туманов побледнел, и потянул вожжи так, что лошадь испуганно всхрапнула. Я испуганно молчала, ожидая каких-то неопределенных ужасов.
– Не бойся, – спустя долгое время сказал Туманов почти спокойно. – Я свое место теперь знаю крепко и более не забуду. Где-то я… неловок, наверное. Но ты, коли уж голубая кровь, так… не тычь меня мордой-то…
– Простите, Михаил, – серьезно сказала я. – Я сама не понимаю…
Туманов молчал и был похож на памятник. Казалось, еще чуть-чуть и от мороза, конского дыхания, рыночных испарений и прочего он начнет покрываться инеем. «Ну, голубая кровь, лицемерка природная! – приказала я себе. – Соображай теперь, как исправить!»
– А чего вы меня копченой селедкой обозвали?! – капризно спросила я, ухватившись за первое попавшееся.
– Да неужели?! – Туманов радостно ухмыльнулся, и мне даже стало как-то обидно за то, как легко он попался. Где ж его хваленая проницательность и бесстрастность в общении женщинами, о которой ты мне с таким жаром рассказывала? – Да это я так, сгоряча! И вовсе ты не копченая селедка, а это… эльф англицкий… Такие, знаешь, тоненькие, с крылышками…
– Знаю, знаю, – с улыбкой сказала я, и мир был восстановлен.
В следующих встречах мы уж занимались непосредственно отделкой и обстановкой его покоев и ни на минуту не виделись наедине. Все время рядом находились рабочие, уборщики, лакеи и прочие из обслуги. Все было славно, кроме, пожалуй, взглядов, которые то и дело бросал на меня и Туманова Иннокентий Порфирьевич. Взгляды эти были исполнены горестного недоумения, которое я, право, не знаю точно, чему приписать. Он опасается за мою честь? За здравость Туманова и его способность вести себя достойно? За последствия нашей дружбы непосредственно для него самого? Положительно не знаю, а спросить как-то не случилось.
Для отделки комнат я выбрала сочетание серебристого, серого и зеленого цветов. С пылающей преисподней, которая скрыта в личности Туманова, это, быть может, вяжется не очень, и в этом смысле предыдущий оформитель, явно отдававший предпочтение золоту и багрянцу, угадал лучше. Но, право, нельзя же все время напоминать человеку, что в душе его – ад. Как-то не по-христиански это получается, ты согласна?
Получившимся интерьером я осталась, пожалуй, довольна. Стены с серыми медальонами на бледно-зеленом фоне, темно-зеленые занавеси с кистями, прошитыми серебряной нитью, пушистые серебристо-серые ковры на полу, в углах – огромные латании с кожистыми листьями в глиняных горшках. Горшки я сама расписала белой и серебряной красками, стараясь воспроизвести морозный, удивительно красивый орнамент, который запомнила у остячки Варвары еще в Сибири. Из всех безделушек и украшений Туманов попросил оставить два предмета, которые (о счастье!) как нельзя лучше гармонировали с вышеописанным интерьером. Один из них – сделанная из какого-то зеленого камня статуэтка веселого пузатого божка. Туманов объяснил мне, что это китайский бог удачи. Возможно, ему его подарила та самая подруга «с уклоном на восток» – содержательница гадательного салона. Второй дорогой Туманову предмет оказался хорошо начищенными и подлатанными рыцарскими доспехами. По словам Туманова, он привез их из Англии, где выиграл в кости у какого-то обедневшего аристократа. Так это или не так – проверить невозможно. Доспехи занятны тем, что в них, похоже, сражался подросток – даже мне они будут малы категорически. Или средневековые рыцари были такими мелкими?