Глаз бури (Мурашова, Майорова) - страница 91

У хозяев моих, князей Мещерских, тогда как раз многое решалось. Замуж они выдавали единственную дочь – Ксению. И брак наклевывался такой… ну, как бы сказать… сомнительный, в общем… Хоть и был жених знатен и собой хорош… душок за ним нехороший тянулся… Но Ксении он нравился, да и замуж хотелось.

Саджун какими-то их восточными ухищрениями с детства владела. Я доподлинно знаю, на своей шкуре пробовал. Благовония всякие, да шарики серебряные качаются, да колокольчики… В общем, умела сделать так, что уж и понять нельзя, на каком ты свете и что вообще происходит… Вот все это искусство она и применяла в гадальном ремесле и скоро стала в петербургском свете модной и очень известной. Не сразу, но ее расчет оправдался, и Мещерские на эту известность клюнули, как рыбы на червяка. Старый князь тогда в отъезде был, а княгиня и княжна тайком пригласили Саджун в свой особняк провести гадательный сеанс в смысле благополучия будущего брака. Саджун поломалась немного и пришла. Я к тому времени уже все потребное выведал и даже тайник старого князя за портретом подглядел (на меня в доме и внимания особого не обращали – что с дурака возьмешь? – но, если надо было что-то тяжелое поднять, передвинуть, мебель там или еще что – всегда звали).

В общем, тайна, благовония, Саджун в золотой накидке и золотых сандалиях, бормочет что-то по своему, потом, вроде, танцевать начала… шу-шу-шу! – все собрались в дубовой гостиной на сеанс, слуги на цыпочках бегают вокруг, подглядывают, подслушивают…

Кто будет за дураком приглядывать? А дурак-то как раз в это время сапфир из тайника и унес.

– А еще там что-то было? Ну, кроме сапфира? – спросил Иосиф, заворожено слушавший рассказ хозяина клуба.

Он знал Туманова почти десять лет, с того самого дня, когда Михаил на Лиговке влез в кабацкую драку и вытащил из нее избитого до полусмерти Иосифа. Как это ни смешно, но драка оказалась исходом философского диспута, в котором Нелетяга умудрился довести до белого каления все стороны без исключения. В согласном порыве его били временно помирившиеся между собой студенты-нигилисты, которых он выводил из себя рассуждениями о природно-дарвинистическом и одновременно божественном происхождении монархии; отпрыски мелких купчиков, которым он внятно объяснил, что они есть паразиты на теле трудового народа; и мастеровые судо-ремонтного завода, которые не без основания подозревали его в пристрастии к содомитскому греху. Задор молодого Иосифа был таков, что, вопреки собственному разумению и профессиональным обязанностям, к потасовке присоединился даже платный шпион охранки, подряженный полицией следить за студентами и запоминать их крамольные разговоры.