Пальцы полностью завладели воображением мальчика. Он заметил, что некоторые люди носят обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. В его семье — по причине отсутствия данного пальца — кольцо всегда надевали на мизинец, и во время венчания священник всегда делал вид, что ничего особенного не происходит, когда жених и невеста должны были обменяться кольцами. Однажды Арманд увидел на улице какого-то незнакомца с отрезанным безымянным пальцем и потом несколько дней пытался выяснить, не приходился ли тот ему дальним родственником, таким дальним, что он даже не знал о его существовании. А может, были и другие семьи, следовавшие этой традиции? Или еще каким-нибудь подобным: например, ампутировать другие пальцы или иные части тела с целью… Но с какой целью? Какой смысл имела эта операция? И что они делали с отрезанными безымянными пальцами? Может быть, закапывали их в землю? Арманд представлял себе, как их закапывают вертикально и они торчат из-под земли, словно ростки спаржи, на маленьких кладбищах для пальцев. Но возможно, их сжигали.
Постепенно мальчик стал смотреть на своих родителей и остальных родственников по-новому. Какой мрачной традиции они следовали и как могли согласиться на подобное варварство, не испытывая ни жалости, ни угрызений совести? Не доверяя больше старшим, мальчик теперь спал, спрятав левую руку под подушку и положив на нее голову. Арманд рассчитал, что если кто-нибудь решит отрезать ему палец, то ему ни при каких обстоятельствах не удастся незаметно приподнять его голову, сдвинуть подушку и схватить левую руку. Он обязательно проснется. Но несмотря на все эти предосторожности, иногда ему снилось, что родители (с выражением смирения на лицах) все же поднимали его голову и подушку, хватали его за руку и резким ударом опытного мясника отрубали ему палец ножом.
Когда Арманд узнал, что на следующее воскресенье назначен новый семейный праздник, его охватил страх. Впервые он оказался одним из кандидатов на ампутацию пальца. Среди всех кузенов у него и у Гитарда было больше всего шансов подвергнуться этой операции. Обоим уже исполнилось девять лет: его день рождения был три месяца назад, а Гитарда — семь. Если вопрос решался по старшинству, то тогда на этот раз была очередь Гитарда. Однако ампутации не всегда следовали строгой очередности, и поэтому он совершенно спокойно мог остаться без пальца.
Но наступило воскресенье, и никому из них палец не отрезали: ни ему, ни второму девятилетнему мальчишке. Пальца лишился Теодард, хотя ему еще девяти лет не исполнилось (до дня рождения оставался целый месяц), и, по сути дела, его очередь еще не наступила. Гитард был в ярости: это у него должны были отрезать палец, а не у этого кузена. Ему объяснили, что операцию провели раньше времени по вполне понятным причинам: мать Теодарда была беременна, и семья хотела решить вопрос с ампутацией пальца у старшего брата поскорее, чтобы не возиться с этим делом потом. Арманд, пораженный негодованием Гитарда, спросил его, неужели тому не жалко своего пальца. Чего же тут жалеть? Совсем наоборот, операция казалась ему нормальной, и он даже удивился вопросу своего кузена.